Куколка
Шрифт:
Затем он услышал жужжащий звук, и что-то вышло из туннеля, который теперь стал довольно большим. Что бы это ни было — а он почти ничего не видел — оно надвигалось на него, как призрак из тумана, принося с собой жар, шум и запах раскалённого железа. Это была машина, ставшая плотью, или плоть, ставшая машиной. Биомеханическая тварь, собранная из пожелтевших костей и извивающихся кукольных частей, с гигантским стальным медвежьим капканом вместо пасти.
Всем этим ужасом управляла мумия с взъерошенными седыми волосами, чьё сморщенное лицо искажала злобная ухмылка.
Вот что увидел Крип прежде,
51
Лекс услышал крик Чазза, хотя и не знал, кто это был. Крик отозвался эхом и затих, но не было никаких сомнений, откуда он доносился, и именно туда он направился. Он наощупь пробирался вдоль стен, зная, что в любой момент пара скрюченных кукольных рук может протянуться к нему, но он не думал, что это случиться. Не сейчас.
Он добрался до центра, который был частично освещён лунным светом, льющимся через окна в крыше примерно тремя этажами выше. Когда его глаза привыкли к темноте, Лекс увидел множество сверкающих механизмов и колонну, поднимающуюся до самой крыши. Это была огромная комната, и он знал, что это логово Кукловода. В воздухе стояла тошнотворная вонь, запах разложения.
Стокс был просто проекцией, которую она или оно создали, идеализированным городом, который, вероятно, никогда не существовал на самом деле, по крайней мере, не таким, каким Лекс видел его сегодня вечером. Если город был её разумом, то фабрика была её телом... а эта комната - сердцем.
Часовой механизм.
А почему бы и нет? Кукольные люди были похожи на заводные игрушки, так почему же Кукловод должен был отличаться от них?
Лекс мог бы сидеть и размышлять часами, но правда, истинная правда всего этого была ему недоступна. Он пришёл не просто так, и должен был довести дело до конца.
И всё же... это место завораживало его. Живая машина. Спиралевидные рёбра, которые увивали стены, медленно, но неумолимо вращались, движимые огромной пружиной, и которые, в свою очередь, приводили в движение огромные зубчатые колёса и шестерни. Подобно анатомии организма из плоти и крови, ничто из этого никогда не останавливалось, никогда не отдыхало, никогда даже слегка не менялось в очерёдности, иначе результатом был бы полный хаос и смерть машины, которая питала Стокс и Кукловода.
Уничтожишь это, - подумал Лекс, - и ты уничтожишь Кукловода.
Он прошёл дальше в комнату, перешагивая через запутанные электрические провода и паровые шланги, которые обвивали друг друга как спаривающиеся питоны. Он уклонялся от вращающихся шестерней, его уши болели от бесконечного гудения и лязга механизмов. Он продолжал двигаться, но осторожно, потому что это было опасное место, сюрреалистический кошмар, в котором всё шипело и жужжало, голодные зубчатые и заострённые цепи так и стремились затащить неосторожных под пресс, где те были бы как следует обработаны. Искрили высоковольтные линии, пузырились чаны, пар вырывался через трещины
Жара была почти невыносимой. В воздухе витали испарения масел и смазочных материалов. Помимо запахов горячего железа, воска и расплавленного пластика, был ещё более отвратительный запах. Вездесущий запах скотобойни, хорошо прожаренного мяса, спёкшейся крови и сожжённых волос.
И тут он увидел машину.
Возможно, это было то, что он искал всё это время.
Но было ли это на самом деле? Было ли что-нибудь из этого реальным? Да, всё это имело гигантские размеры, и всё это могло разрезать человека, раздавить, ошпарить, ударить током или содрать кожу, но это не делало всё это реальным.
И машина, находившаяся всего в двадцати футах от него, никак не могла быть настоящей.
Она была не менее сорока футов в диаметре, сделанной из какого-то чёрного металла. Он увидел, как по конвейеру шли мужчины, женщины и дети, выстроившиеся в ряд, как скот. Шипастые валы пронзали их руки и утаскивали в недра машины. Сквозь тонкую, как проволока, сетку он видел, как циркулярные пилы разрезали их пополам и тащили окровавленные половинки в кипящий чан, где они расплавлялись в жидкость, которая затем перетекала в формы. Когда те остывали, они раскрывались, и кукольный человек присоединялся к рядам других синтетических людей, которые стояли как разинувшие рты мумии в мексиканских катакомбах.
Лекс снова и снова моргал.
Он ни на секунду не поверил, что они были сделаны именно так, но что-то заставило его сделать это, и ему пришлось бороться с желанием присоединиться к остальным на конвейере.
Именно тогда он посмотрел прямо вверх сквозь рассеивающиеся облака горячего пара и увидел там огромную паутину, сделанную из какого-то розового шёлка, который странно походил на тонкие нити человеческой кожи. В ней застрял расчленённый человек.
Лекс знал, что это Чазз.
И когда какая-то огромная паукообразная тварь нависла над расчленённым человеком и уколола его иглами, он был уверен в этом. Лекс даже слышал его голос: "Боже ... Боже... Боже ... помоги мне... о, пожалуйста, позволь мне умереть…”
Лекс потерял дар речи от такого зверства.
Когда он пришёл в себя и сосредоточился, то заметил то, что до сих пор ускользало от него — всё в фабричном лабиринте было связано тончайшими нитями, похожими на паутину. Каждая деталь механизма, каждая шестерня, колесо и пресс были соединены с чем-то, что теперь выходило из темноты, спускалось из неё, огромная чёрная фигура, соединённая с миллионами белых нитей.
Пришло время встретиться с хозяйкой лабиринта.
52
Уже близко, так чертовски близко.
Рамона приближалась к источнику хаоса и чувствовала, как его тёмный магнетизм притягивает её к себе, одновременно пытаясь и оттолкнуть. Она боялась его, и он боялся её, только она не знала почему и страшилась того, что умрёт прежде, чем узнает об этом. Издалека доносились громкие звуки литейного цеха — лязг и треск, скрежет металла о металл и вездесущее шипение горячих паров.