Куколка
Шрифт:
Море вокруг «Этны». Храм на борту взлетающего «Вихря». Космос, сомкнувшийся вокруг бешеной Юлии. Понадобилось все напряжение сил, чтобы сознание не лопнуло окончательно, вывалив рассудок, как потроха из распоротого живота, в грязь безумия.
— Нет!
Крик вернул Лючано к действительности.
Улица на экране билась в корчах. Люди разбегались, брели, ползли, ковыляли прочь. Кое-кто застыл без движения на мостовой. Юлия глубоко вздохнула, будто просыпаясь; качнулась, едва устояв на ногах. Рука, устремленная к экрану, безвольно упала,
— Юлия! Они уходят, все хорошо… Обопритесь на меня!
Он кинулся к помпилианке, успев поддержать, не позволив упасть в траву. Заорал в комьюнион, не зная, слышат ли его:
— Кто-нибудь! Охрана! На помощь!
И, как если бы его услышали не там, где предполагалось, зыбкая тень наискосок перечеркнула крышу дворца, спикировав в парк.
В лицо ударил морозный ветер с запахом озона. Так бывает, когда сбрасывают тягу антиграва, переводя машину в режим низкого парения. На берегу пруда, рядом с мозазавром, материализовалась размытая клякса, похожая на гигантскую амебу. До потрясенного Лючано не сразу дошло, что перед ним — военный всестихийник «Хамелеон», предназначенный для разведки и «точечных» операций элитного спецназа.
Мечта террористов и диверсантов.
«Клякса» на миг расплылась, выплюнув наружу четыре фигуры в защитном камуфляже, с оружием в руках. Вместо лица у каждого выпячивался один огромный фасетчатый «глаз стрекозы». Маска бликовала, переливалась; на нее лучше было не смотреть — слезы, резь под веками…
«Нам грозит опасность. Вероятность негативного исхода — 76%».
— Давид! Джессика! Бегите в дом!
Поздно.
Люди в камуфляже — рядом. Близнецы не успели отбежать и на три шага, как оказались в полной власти… Убийц? Похитителей? Только не убийц, пожалуйста! Они не стреляют. Не стреляют! Значит, есть надежда… Юлия зашевелилась, приходя в себя. Оставив женщину, Тарталья, сам не зная зачем, бросился к детям.
«…Стой, малыш!»
«Убьют!»
Не мирному кукольнику тягаться с четверкой вооруженных громил. Но ноги, глупые, самоотверженные и самоубийственные ноги несли Лючано к близнецам. Впрочем, недолго. Он споткнулся, покатился по траве, а когда попытался встать, в грудь впечатался рейнджерский ботинок на рифленой подошве, придавив к земле.
— Лежать!
Фасетчатолицый сверился с дисплеем уникома.
— Это он! Реакция на депешу с Сеченя положительная. Берем!
Лючано грубо вздернули и толкнули в спину.
— Пошел! Быстро!
«Странный, гнусавый выговор. Инвертор голоса? Они очень стараются, чтобы никто не смог их опознать…»
— Меня! Возьмите меня! Я сделаю все, что скажете! Умоляю!
Юлия?!!
— Я знаю… Я расскажу!..
Гордая помпилианка ползла по траве к похитителям, извиваясь, как змея, всем телом. Она смотрела на них снизу вверх, собачьим, умоляющим взглядом слезящихся глаз. Отвлекает внимание? Тянет время? Нет! Так притворяться было невозможно. Такой Лючано видел женщину лишь однажды: в голосфере, на рабочей записи эксперимента по обезрабливанию. Юлия ползла в угол палаты, практически оставаясь на месте…
Фасетчатолицые опешили.
— Возьмите меня! Я все знаю! О детях, о профессоре Штильнере… Я такое умею! Вам понравится! Вы не пожалеете! Возьмите…
Обвив руками колени ближайшего похитителя, Юлия принялась целовать ему ботинок. Лючано передернуло. К горлу подступила тошнота. Неужели после уникального воздействия на толпу помпилианка сошла с ума?
— Берем! — после секундного колебания решил старший. — Может, и впрямь что-то знает. А нет — позабавимся. Сучка фигуристая… Гоните этих!
Когда Тарталья оказался в двух шагах от «Хамелеона», сквозь туманный абрис всестихийника проступило зеркальное антилазерное покрытие борта и проем входной мембраны. Сейчас «Хамелеон» функционировал в режиме «призрака», но при необходимости мог принимать облик десятков моделей аэромобов и наземных мобилей. Свернул за угол, сменил «окрас» — ищи-свищи ветра в поле, а фага — в пылевой туманности…
— Шевелись!
Со стороны дома треснул выстрел. Один из захватчиков рухнул лицом вперед.
— Охрана! Быстрее!
— Забери его!
Увидеть, что происходит, Лючано не дали. Его пинком втолкнули в грузовой отсек. Сверху упала, взвизгнув, Джессика, сбоку привалился Давид.
— Взлетаем!
Компенсаторы инерции сработали идеально: взлета никто не ощутил.
— Вы целы, ребята?! Не бойтесь! Мы им нужны живыми.
— Мы знаем.
— Странно… — в голосе девочки сквозила растерянность, впервые за все время их знакомства. — Вероятность падает. Было 76%. А сейчас — 43…
Жало инъектора вонзилось в левое плечо.
«Спи, малыш, — заботливо шепнул маэстро Карл. — Спи…»
Контрапункт
Лючано Борготта по прозвищу Тарталья
(от трех лет до трех месяцев тому назад)
Хорошая штука — скорость нервных реакций. Полезная. Торопясь и успевая, мы выигрываем время. А что проигрываем?
Жизнь?
Мудрость?
Ничего?
Зато, медля, колеблясь и опаздывая, мы чувствуем себя значительными. Пусть самообман, но какой приятный…
— Я на связи, — сказал молодой человек.
От созерцания каюты звездолета, где он обосновался, захватывало дух. Если апартаменты Тумидуса на «Этне» приводили в трепет своей роскошью, то в данном случае роскошь уступала место строгому, функциональному, продуманному до мелочей комфорту. Помпезность против рациональности. Если угодно, деньги против денег.