Кукольник
Шрифт:
— Да, удружили вы нам, Луи, — покачал головой хозяин и, как бы сердясь, но как бы и прощая, протянул ему руку для пожатия. — Подкинули, так сказать, подарочек.
Луи принял руку, сжал ее, а когда брови фермера болезненно поползли вверх, сунул левую руку в карман и вытащил нож.
— Деньги сюда.
— Какие деньги? — взвыл фермер. — Отпустите меня, Луи! Больно!
Луи ткнул его ножом под ребра, аккуратно уложил захрипевшего фермера на влажную землю и повернулся к хозяйке.
— Неси эти чертовы деньги, тварь продажная! С детьми
Сразу после размещения объявлений о поимке Фергюсон поехал на кладбище, щедро оплатил труд могильщиков, дождался вскрытия захоронения Луи Фернье и, зажав рот и нос влажным платком, тщательно рассмотрел так толком и не сгнившую более чем за год левую руку трупа. Вылез из могилы и равнодушно махнул могильщикам:
— Закапывайте.
Это не был мулат Луи Фернье; следы плохо сросшегося перелома левой руки, о котором говорили ему друзья Оскара Мак-Коя, говорили сами за себя. Выходило так, что покойный шериф Тобиас Айкен сначала убил белого человека, скорее всего с перепугу, а затем, толком не разобравшись, объявил покойника беглым мулатом.
Но и это было еще полбеды. У Фергюсона не было точного описания этого Фернье. Платон его не знал, да и знать не мог, а оставшихся на плантации Леонарда де Вилля рабов, знавших Фернье лично, в отсутствие у фермера наследников мгновенно распродали с аукциона.
Теперь Фергюсон остро жалел о том, что не расспросил рабов обо всем раньше, по горячим следам, а теперь… теперь лейтенант вовсе не был уверен, что успеет хоть кого-нибудь из этих рабов найти — слишком уж стремительно развивались события. А когда к вечеру из Луизианы привезли беглую Джудит Вашингтон, все закрутилось еще быстрее.
В том, что это она, Фергюсон не сомневался ни секунды; живой результат любвеобильности мужчин из клана Лоуренсов был, что называется, налицо.
— Садись, Джудит, — сразу поставил он у стены стул, и беглянка, звякнув цепями, осторожно присела на краешек.
— Расскажи мне о своей жизни, Джудит, — тихо попросил Фергюсон. — Если можно, поподробнее.
Джудит на секунду оторопела — уже второго человека заинтересовала ее жизнь, — но тут же взяла себя в руки. Она знала, что с белыми язык лучше держать за зубами — целей останешься.
— Я выросла у господ Лоуренс, — так же тихо начала она. — Обращались они со мной хорошо, кормили, одевали, помогли уверовать в Господа нашего Иисуса Христа. А потом я стала дерзкой и перестала ценить…
— Брось, Джудит, — оборвал ее Фергюсон. — Лучше расскажи мне про этих негров на плантации.
Джудит густо покраснела, до самых кончиков рыжих волос, ну совсем как белый человек.
— Нечего там рассказывать, господин полицейский, — опустила она голову вниз. — Я не в обиде…
— Зато Луи Фернье в обиде, — усмехнулся Фергюсон.
— Луи?! — вскинулась Джудит. — Что с ним? Он у вас?
Фергюсон мысленно похвалил себя за точное попадание.
— Нет, Джудит, и я очень хотел бы знать, где он теперь находится.
Девчонка
— Я не знаю, где он. Честно, не знаю.
Фергюсон усмехнулся, встал со стула и прошелся по кабинету.
— Не буду тебе врать, Джудит. Луи виновен в смерти белых людей — очень многих, и если ты не поможешь полиции, то попадешь в число сообщников. Знаешь, что это?
Джудит побледнела. Конечно же, она знала, что за убийство белого человека для черного одна смерть — костер.
— Я вправду не знаю, господин полицейский, — дрожащим голосом произнесла она. — Луи мне ничего не говорил. Привез на ферму и оставил.
— И все? — не поверил Фергюсон.
Джудит смутилась.
— Ну же, — подбодрил ее Фергюсон.
— Еще он сказал, — шмыгнула носом Джудит и вдруг в голос разрыдалась, — что научит меня… быть как белая…
Фергюсон печально улыбнулся, подошел к Джудит и успокаивающе потрепал ее по волосам.
— Он тебя обманул, девочка. Ты нужна ему лишь как инструмент. Если он тебя найдет до того, как я его поймаю, беги от него со всех ног.
Повозку с клеткой, в которой привезли Джудит Вашингтон, встречал весь дом. Черные и белые, рабы и надсмотрщики — все сбежались во двор особняка Лоуренсов посмотреть на диковинный, как у белой женщины, наряд беглянки и посудачить о том, как это ее выловили спустя столько месяцев. А потом во двор вышел сэр Джонатан, и прислуга смолкла и начала потихоньку, по возможности незаметно рассредоточиваться по своим рабочим местам.
— Здравствуйте, Лоуренс, — подошел к хозяину дома Фергюсон и ткнул пальцем за спину. — Это ведь ваше имущество?
— Да, — наклонил голову Джонатан. — Это мое.
— Тогда берегите его, Лоуренс, — со значением улыбнулся полицейский. — И помните, когда не станет ее, наступит ваша очередь.
— Я понимаю, лейтенант, — поджал губы Джонатан.
С Джудит сорвали господскую одежду, кинули ей обычную полотняную рубаху, а затем приковали к завинченному в столб ворот железному кольцу, тому самому, к которому приковывали дерзких ниггеров всю историю поместья Лоуренсов. Ей так же давали один стакан воды в день и так же не давали есть и спать. Но было и одно отличие: в целом с ней обошлись на удивление гуманно, а все трое суток возле Джудит с утра до вечера находились двое вооруженных надсмотрщиков.
Разумеется, прислугу это изрядно удивляло, но в последнее время в доме произошло столько всего невероятного, что привыкли и к этому. И только спустя три дня, когда почти безумную от недосыпа, растрепанную и обгоревшую на солнце рабыню отправили в сарай — плести циновки из соломы, — к ней по одному, по двое начала подбираться черная прислуга.
— Где ты была, Джудит? — украдкой интересовались они, делая вид, что поправляют принесенную солому.
— В Бостоне, — мечтательно закатывала прекрасные серые глаза Джудит.