Кукольник
Шрифт:
Шел день за днем, и многосуточное напряжение начало сказываться. Джудит стала плохо спать по ночам, много плакала, но ничего изменить в своей судьбе не могла. Это решали другие.
Платон Абрахам Блэкхилл не строил иллюзий. Он знал, что Фернье так же видит толкущихся вокруг Джудит переодетых полицейских, как видит их он сам. Но это его устраивало. Все то время, пока Фернье будет отвлекаться на полицейских, считая их единственным препятствием, он будет оставаться уязвимым. И потому Платон, каждый раз предварительно отпросившись у хозяина,
Он ни разу не видел беглого мулата и не знал наверняка, как выглядит Луи Фернье, но зачитанное вслух сэром Теренсом объявление о поимке запомнил слово в слово. Льняные желтые волосы, голубые глаза, молодой, хорошо одет, ведет себя как белый. И еще почему-то Платон был уверен, что ученика Аристотеля он опознает и убьет.
Потому что иначе это же с ним и его хозяином сделает Луи Фернье.
То, что более ждать невозможно, мэр Торрес начал осознавать к началу июля. Приближался срок выборов, а полиция во главе с молодым — еще молоко на губах не обсохло — шерифом оказалась бессильна. Да и Фергюсон окончательно застрял в своих расчетах и перекрестных допросах, а тем временем обстановка все накалялась.
Каждую неделю исчезали все новые и новые люди. Небогатый фермер уходил работать на свое поле и уже не возвращался. Бродяга покидал свое обычное место под мостом, а вечером его товарищи понимали, что более никогда его не увидят. Женщины исчезали по пути к дому подруги — в двух кварталах. Мужчины словно растворялись в воздухе, выйдя из распивочной. И никто не был защищен. Ни бедный, ни богатый; ни белый, ни черный.
Мэр еще раз внимательно просмотрел полицейские сводки, равнодушно швырнул их в угол и подошел к окну. На центральной площади, прямо у памятника его предшественнику, первому мэру города Джеффри Джонсону, четверо нетрезвых мужчин бурно выясняли отношения.
«Если еще помедлить, полыхнет… — внезапно осознал мэр. — А на выборах вообще черт знает что начнется…»
И тогда решение пришло само собой. Да, обычно смотр назначали один раз в год, уже после сбора урожая, когда ниггеры только и делают, что ловят и жарят опоссумов и пьют самодельный ром, сделанный из украденного у господ тростника и настоянный в зарытых в землю тыквах. Но сейчас был особый случай, и если не позволить людям сбросить напряжение… в общем, пора.
Мэр поднял тяжелый бронзовый колокольчик и несколько раз брякнул.
— Да, сэр! — мгновенно вырос в дверях секретарь.
— Начальника полиции ко мне, — властно распорядился мэр.
Паровая машина, тонкие стальные тросы, массивные шестеренки передач для механической смены декораций и вращения сцены и многое-многое другое, жизненно необходимое каждому современному театру, пришли из Нью-Йорка в один день.
Шестнадцать огромных тяжелых ящиков были доставлены в Новый Орлеан из Нью-Йорка на пароходе, перевезены на пароме через Миссисипи и в четыре часа утра уже стояли на берегу, загораживая проезд снующим через реку лошадям и экипажам.
Отчаянно ругались извозчики, загораживающие проход огромные ящики
— Эй, — подозвал он старшего. — Как долго устанавливать будете?
— Недели три, мистер, — даже не поднявшись и не бросив сигары, лениво отозвался тот.
«Хамье…» — недовольно покачал головой Джонатан. Эти северные манеры определенно зарождались где-нибудь в трущобах.
— А быстрее можно?
— Так в контракте записано, — торопливо затушил сигару механик. — Все, что сверх контракта, надо оговаривать отдельно.
«Оговорим, — улыбнулся Джонатан. — Обязательно оговорим, особенно с тобой».
— Тогда я распоряжусь о погрузке, — кивнул он и повернулся в поисках черных грузчиков, принадлежащих владельцу парома. Но никого не увидел.
— Джимми! — теряя терпение, остановил Джонатан пробегавшего мимо матроса. — Где грузчики?
— Все, сэр Джонатан! — замахал тот руками перед собой. — Сегодня никого уже не будет!
— Как? Почему?
— А вы что, сами не видите? — весело ощерился матрос. — Мэр внеочередной смотр объявил! Все ниггеры возле барака!
Джонатан недоверчиво нахмурился. По традиции, смотр ниггеров проводили глубокой осенью, когда весь урожай собран, а не сейчас, посреди лета! Он кинул взгляд в сторону стоящих на берегу бараков и замер: там явно что-то происходило.
— Но мне же нужно как-то погрузить все это, — пробормотал он и, все ускоряя ход, помчался вперед. Быстро, в течение нескольких минут, достиг бараков, оттолкнул загородившего вход нетрезвого бродягу…
Джимми был прав, и это был самый настоящий смотр. Ниггеры стояли каждый возле своего места у дощатых нар, а ходившие вдоль рядов раскрасневшиеся, возбужденные разновозрастные горожане ворошили грязное тряпье в поисках каких-нибудь улик.
— Есть! — заорали так, что Джонатан вздрогнул. — Нашел!
Скрючившийся над тряпьем пожилой мужчина поднял руку высоко вверх, демонстрируя две новенькие сигары.
— Мне хозяин подарил… — на ходу принялся врать черный грузчик.
— Ага! Рассказывай сказки! — счастливо улыбнулся удачливый сыщик и повернулся к остальным: — Слышали?
— Тащи его сюда! — весело заорали сбоку. — Сейчас мы выясним, кто кому что подарил!
Барак пришел в движение. Ниггера, явно укравшего эти сигары у кого-то из белых, сбили на пол, ухватили за ноги и волоком потащили к выходу — пороть.
— Смотри-ка, что я у этого нашел! Нож! — раздался еще один возмущенный вопль. — Вот сука черная!
— Это не мой! — отчаянно заверещал ниггер. — Мне его кто-то подсунул! Я правду говорю! Не мой это…
Но и этого никто не слушал. Горожане дружно кинулись на преступника, сбили с ног, не дожидаясь констебля, начали топтать, и Джонатан махнул рукой и вышел вон. Теперь он совершенно точно знал, что сегодня на пристани работы не будет. Он вернулся к переправе, никак не реагируя на вопросительные взгляды механиков, присел на один из ящиков, и тут до него дошел весь ужас ситуации.