Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца
Шрифт:
– Идите! Идите подальше! А то и себя не найдете!
Вот олух, мы на то и в Кремль-то пришли, чтобы себя найти! А без Кремля-то мы как себя найдем?
Но пока я хотел это объяснить, он вытолкал нас из кустов на дорогу, а сам будто сквозь землю провалился.
20
Ворота мы нашли! Я ведь точно знал, что без ворот забора не бывает! Только к тем воротам нас не пустили. Хотя мы так ловко вынырнули, что менты нас сразу и не засекли. А их тут больше, чем деревьев в лесу! И все какие-то новенькие, сверкающие, будто только отштамповали, не то
А эти двое, с красными повязками, нас сразу к стене и прижали:
– Кто? Откуда? Почему здесь?
Чтобы они Хвостика не раздавили, я его за свою спину поставил. И Сандру плечом прикрыл. Та к как они шинелью прямо в лицо лезли, я двумя руками уперся, чтобы рот был свободный, и в ихнюю шинель им крикнул:
– Мы приехали к товарищу Сталину!
– Кто мы? – спросили сверху. – Зачем?
– Из Голятвино… Он же наш друг!
– Кто? Кто? – И тот, что меня прижимал, захохотал и отодвинулся, чтобы рассмотреть нас.
Я тоже на него посмотрел. Рожа, как у недобитого буржуя на картинке! Про таких говорят: «Погоны голубые, рожа красная!» А когда он хохотал, открывая рот, я снизу увидел: у него зубы золотые! Блестят шибче, чем его собственные пуговицы!
В этот момент я их не боялся. Тут рядом, за воротами, вдоль стены, вместе с Климом Ворошиловым гуляет товарищ Сталин. Он-то в обиду нас не даст! Увидит, позовет, посадит, как Гелю Маркизову, на колени, подарит коробку конфет, а потом скажет: «Ну, рассказывай, браток, все рассказывай, меня эта милиция вот как за горло взяла, не дает шагу ступить к народу, охраняет!» Но мы жаловаться не станем, мы прямо с главного начнем, с документов. Нет, не с документов, а с Егорова, от которого документы. И с отцов других Кукушат…
А мильтон все хохотал. Он оборачивался к другому, помоложе, и повторял:
– Ха-ха… Друг… Слышал?.. Он их друг… Ха-ха! Дружок! Вот этому!
И тут Хвостик из-за спины крикнул, я от него даже не ожидал:
– А у нас документ есть!
И спрятался снова. Мне горячо даже спине стало, когда он прижимался, едва дыша от страха.
Тогда этот, с зубами, что блестели, как пуговицы, перестал хохотать и, уже не наваливаясь, сказал:
– Давай сюда! – И так как я молчал, он повторил железным тоном: – Документ, говорю!
А второй, помоложе, сбоку хмыкнул:
– Какой у него документ… Шпана… Он и фамилию свою вряд ли знает!
Угадал ведь! Месяц назад и правда не знал. Но теперь-то знал! И смогу им доказать! Чтобы меньше скалились!
Я полез в карман, расщепил булавку и достал сверток:
– Вот! Документ! Настоящий!
Я еще думал, что дело только в документе, а уж если они убедятся, что мы имеем настоящий документ, то сразу пропустят к товарищу Сталину.
Они схватили сверток так, будто боялись, что я им не отдам. И тут же повернулись к нам спиной.
Склонив головы, чего-то там вычитывали, а другие, еще несколько ментов,
Я оглянулся и увидел, что Сандра все о них понимает, может, еще раньше меня поняла: в глазах ее был уже не страх, а злоба! Дикий такой огонек, как у зверька, загнанного в западню!
А тут эти двое повернулись, и я заметил, что старший прячет мои документы в карман.
– Ладно, разберемся… Отведи, пусть посидят среди шнырей да крысятников… И девку… Я бы ее попользовал, но мала…
А младший добавил:
– Малая всегда удалая! Уж наверняка не целка!
– Ну веди, там посмотрим!
– А документы? – спросил я. Про товарища Сталина я промолчал.
– Какие документы?
– Наши! Документы!
– Потом, потом… – сказал младший со странной ухмылкой. – Будет вам документ по первое число!
А старший повернулся спиной, чтобы уйти. И тут, я сам не заметил, как произошло: Сандра прыгнула и вцепилась зубами намертво в суконный рукав. Он сперва и не понял, отмахнулся, но Сандра держалась крепко. Она держалась и вопила на всю площадь. Младший тогда бросился ее отрывать, и двое из оцепления бросились, они схватили Сандру поперек туловища и рванули, подняв в воздух! Но тут уже мы с Хвостиком тоже вцепились в руку старшему, но в другую руку, мешая ему защищаться от Сандры. И, конечно, тоже заорали на всю площадь. Мы-то себя не слышали, но крик, визг, наверное, стоял такой, что если бы товарищ Сталин и правда гулял в это время по Кремлю с Климом Ворошиловым, он обязательно выглянул, чтобы узнать, кто это так кричит.
И вдруг все кончилось. Я и не заметил, как они нас отпустили и встали по стойке «смирно» перед кем-то, кто появился перед ними. А появился старичок, сухенький, дряблый, малорослый, но в форме. Он стоял и смотрел на ментов. А они, эти хохотальщики, весельчаки золотозубые, прикарманившие наши настоящие документы, теперь вытянулись по струнке и дрожали, как мальчишки перед учителем.
– Что за шум? – спросил старичок. И, сощурясь, посмотрел на нас.
– Вот, пытались проникнуть… Задержали…
– Кого задержали? – поинтересовался он, тяжело вздыхая.
– Этих…
– У нас документы! Настоящие! – крикнул я, понимая, что нам уже нечего терять. Хуже все равно не будет.
– Так точно, документы, – засуетился золотозубый. И достал из кармана наши документы.
– Ну и что? – спросил старичок и опять вздохнул.
– Метрики… Справка…
– Ну и что? – повторил старичок и закрыл глаза.
– Надо переписать. Зафиксировать, так сказать… Уточнить… Бдительность прежде всего!
Старичок махнул рукой:
– Отпусти… Нашел кого бдить! Дети же… – повернулся и пошел.
Неподалеку, как оказалось, стояла его машина.
Он сел и уехал не оглянувшись, а двое, не обращая теперь на нас никакого внимания, стали переписывать что-то из наших бумаг в свои.
Я слышал, как старший сказал:
– Вот сучка, она мне рукав прокусила. Представляешь?
– В другой раз, – спокойно ответил младший. – Никуда они от нас не уйдут!
А этот все осматривал беспокойно шинель и вдруг спросил: