Кукушка
Шрифт:
— Вообще-то она сказала, что будет проще молоко отсосать. Но я не был уверен, что тебе придется по душе такая идея.
Я горела огнем, и все же… И все же не могла отвести взгляд от его спокойных изучающих меня глаз. Признаться, иногда, чтобы не сойти с ума, я гадала, что буду чувствовать в объятьях другого мужчины. Мужчины, для которого мое тело не будет божеством какой-то извращенной религии. Мужчины, который сможет найти ему применение и в полной мере его удовлетворить. Но я и в страшном сне не могла представить, что эти руки мне помогут сцедиться. С ума сойти. Умереть бы
— Тогда, думаю, мне следует просто купить таблетки, останавливающие лактацию.
— Зачем? — спокойно уточнил Макс.
— Чтобы лактация остановилась, зачем же еще?
— Молоко матери — лучшая пища для ребенка.
Я не знала, как объяснить Максиму свой отказ от грудного вскармливания. Я вообще старалась об этом не думать. Обнеся сердце забором с колючей проволокой, я убеждала себя, что поступаю правильно.
— Сейчас выпускают отличные адаптированные смеси. А кормление грудью — каменный век. Я не буду этого делать.
Пусть! Пусть он думает, что я стерва. Так даже лучше. Главное, чтобы не догадался об остальном. Я дала себе пару дней на передышку, а после… снова в бега. В глубине дома заплакал ребенок, избавляя меня от необходимости мириться с осуждающим взглядом приютившего нас мужчины. Мужчины, который вполне бы мог мне понравиться, сложись моя жизнь иначе.
Когда я вернулась в комнату, малышка уже не на шутку разошлась. Меня убивала необходимость о ней заботиться. Словно кожу по живому сдирала. Вот и сейчас, я только подошла к девочке, а на висках уже выступил пот, и началась тахикардия. Снимая комбинезончик, я старалась не смотреть на ребенка, но получалось слабо. Мои руки были словно деревянные, они совершенно меня не слушались. Даже самая простая процедура превращалась в настоящий квест, что уж говорить о купании, которое я запланировала на сегодня? Под громкий, разрывающий сердце ор я быстро обмыла малышку, обтерла найденным в комоде полотенцем и поменяла ей памперс.
— Возьми, я приготовил смесь.
Я оглянулась. Макс протягивал мне маленькую бутылочку. Наверное, она должна была смотреться довольно нелепо в его огромных руках, но такого и близко не было.
— Спасибо, — пробормотала я.
— Ты точно решила насчет таблеток?
Кивнув, я отвела взгляд. Макс сделал паузу, но, все же воздержавшись от дальнейших споров или рекомендаций, сказал:
— Напиши мне название препарата. Утром я смотаюсь в город. Заодно заберу документы Алисы.
— Спасибо, — едва слышно поблагодарив мужчину, я вернулась в постель. Легла на бок, обхватила руками колени. Происходящее отнимало слишком много душевных сил. И я понимала, что ошибалась, когда думала, что после всего того дерьма, что уже случилось в моей жизни, и с этим я тоже как-нибудь справлюсь. Мне действительно казалось, что больше боли в моем сердце просто неоткуда будет взяться, но… я ошибалась. Ком подпер горло. Я уткнулась носом в подушку, чтобы не разрыдаться, а подушка пахла малышкой… Я обхватила голову, чтобы вернуть себе тишину, но все равно слышала, как жадно она пьет из бутылочки. Везде и повсюду была она. Маленькая девочка с моими глазами.
Мне хотелось кричать от боли. Выть от бессилия…
Когда я проснулась утром, Макс уже съездил в город. Он привез мне таблетки, которые я тут же выпила, и пополнил запасы еды. Глядя, как его татуированные руки в легком танце порхают, готовя наш завтрак, я не смогла удержаться от любопытства:
— Ты всегда жил здесь один?
Максим покачал головой:
— Нет. Это родительский дом. Я здесь не был с момента их гибели и… до недавнего времени.
— Как это — ни разу не был?
— Мне казалось, что я ненавижу это место, но…
— Оказалось, что это не так?
— Я не знаю, — Макс обернулся, мазнул по мне взглядом и, в несколько шагов преодолев кухню, открыл стоящий напротив стены холодильник. — Все не так просто, Ира.
— Ты был здесь несчастлив? Тебя обижали ребенком? — допытывалась я, не совсем понимая, зачем. Возможно, потому, что знала не понаслышке, как тяжело справляться с болью в одиночку. А может, просто чувствовала себя обязанной этому мужчине. И мне хотелось во что бы то ни стало вернуть долги, до того как я вновь исчезну.
— У моих родителей были несколько нестандартные отношения. Думаю, я ненавидел именно это.
— Нестандартные? Это какие?
— Извини, мне не хотелось бы обсуждать эту тему, — Макс последний раз перемешал яичную смесь и резким движением вылил ее на раскаленную сковороду.
— То есть как это? Тебе никто не говорил, что так нельзя поступать?
— Как — так?
— Начинать говорить о чем-то, а потом резко сливаться? Это запрещено.
— Чем же?
— Правилами ведения откровенных разговоров!
Он покосился на меня и хмыкнул:
— Ты тоже со мной не слишком-то откровенничаешь.
— Ага… Я поняла. Значит, секрет за секрет? — вздернув бровь, я уставилась на своего спасителя, прикидывая в уме, стоит ли мне идти на сделку. В конце концов, всегда можно было солгать. Или отделаться полуправдой.
— Ну, это было бы честно.
— Хорошо, — согласилась я с условиями Макса, — тогда ты первый. Так что за нестандартные отношения, которые ты так ненавидел?
Макс оглянулся на меня и, пристально глядя в глаза, спросил: — Домашняя дисциплина. Слышала о таком?
Глава 7
В то время, конечно, никто и слыхать не слыхивал о том, что это за зверь такой «домашняя дисциплина». А сейчас, вот, понабрались, как собаки блох. И ничем их уже не удивить… БДСМ, «нижний», «дом» — стали словами, которыми свободно оперировали даже те, кто к теме имел весьма посредственное отношение. Тогда же… родители и сами вряд ли понимали, какого черта между ними происходит. Что уж говорить о нас с сестрой?
Я смотрел в потрясенные глаза Марты и довольно отстраненно размышлял о том, даст ли моя откровенность хоть какой-то обратный эффект. Не получится ли, что я напрасно тряс перед ней исподним, надеясь своим признанием вытащить из неё хоть что-то. Любую информацию, способную упечь Вуича за решетку. Время шло, мне нужно было торопиться, и, прикинув в уме «за» и «против», я все же рискнул. Барышни любят слезливые истории, моя ставка была на это.