Кукушка
Шрифт:
— Нет. Нет, не плохо… Я просто хочу, чтобы это все поскорее закончилось. Неизвестность… пугает.
— Я понимаю. Но нам сейчас только и остается, что ждать. Твои показания анализируются. Мы ищем ключ, как подобраться к Вуичу, исходя из новых вводных. Список его пособников растет. И там вырисовываются очень непростые фигуры. Нам нужны доказательства, понимаешь?
— А записи?
— Запись велась несанкционированно. Вероятность того, что их примут в качестве доказательств в суде — минимальна. А значит, нам нужны показания самого Вуича, и чтобы его разговорить, было бы неплохо получить неопровержимые доказательства
— Повязать на горячем. Ты говорил.
— Сейчас прорабатывается несколько вариантов. Все дело упирается в эту проклятую скульптуру… Но нам бы не хотелось связываться со спецслужбами других стран. Экстрадиция — слишком неповоротливая и довольно непредсказуемая процедура. Не знаю, удастся ли Сеничкину получить гарантии от западных коллег.
— А от чего это может зависеть?
— От того, сколько у них самих на него компромата. Если Вуич засветился и там — дело дрянь.
— Когда же все решится?
— Не так быстро, как нам того бы хотелось. Операции подобного рода разрабатываются годами. Учитывая обстоятельства, процесс может ускориться. Но в любом случае, думаю, что на все уйдет не меньше месяца.
— И что же нам делать все это время? — прошептала она.
— Жить, Марта… Жить… Только и всего.
Она ничего не ответила. Лишь потерлась носом о мою грудь, а уже через несколько минут уснула. Наверное, доверившись мне… А я еще долго не мог последовать примеру Марты. Жар ее тела проникал внутрь меня. И никакие проблемы, никакие страхи и переживания не отменяли того, что я дико, безумно ее хотел.
Утром, следуя своим же рекомендациям Марте о том, что нам нужно просто жить, я засобирался в город.
— Как хорошо, что мы можем куда-то проехаться, — обрадовалась Марта, но я был вынужден погасить ее энтузиазм:
— Детка, не думаю, что вам стоит выходить из машины. Я бы и не тащил вас за собой, но…
— Ты боишься, что за время твоего отсутствия с нами что-то может случиться.
— Я не могу оставить вас без охраны, — подтвердил я.
Покупки не заняли много времени, хотя я на самом деле приобрел столько всего! Того, чему раньше не было места в моей жизни: кружевным розовым балдахинам, плюшевым зайцам, детскому питанию и крошечным платьям… Даже в моей продуктовой корзине теперь находился совсем другой набор. Не привычные пельмени и полуфабрикаты, а парное мясо, домашняя сметана, творог, свежие овощи и зелень. Я не сомневался, что Марте удастся приготовить из этого что-нибудь вкусненькое.
Все время, пока я торопливо скупал все, что нам могло бы понадобиться, меня не покидало удивительное чувство… Чувство гармонии и правильности происходящего. Я будто вновь стал частью чего-то важного, чего-то основополагающего… Семьи, которой давным-давно лишился. Только теперь мне была отведена совсем другая роль. Роль вожака.
Когда мы благополучно вернулись домой, Марта выглядела несколько пришибленной.
— Ты максималист? — подозрительно осведомилась она, изучающе разглядывая стоящие на дорожке пакеты. Я улыбнулся довольно, отмечая про себя, как нежно она прижимает к груди нашу дочь, как осторожно покачивает ее из стороны в сторону.
— Разве что немного.
— Мне кажется, что после твоего набега полки местных магазинчиков опустели.
— Неправда, — скривился я, подхватывая первую партию сумок. — Я купил только самое нужное. Пойдем… Приготовим что-нибудь. Есть хочу — жуть.
Марта кивнула. На секунду ее взгляд задержался на битом стекле, которым была усыпана дорожка, что-то неуловимо изменилось в ее лице, но она довольно быстро овладела собой. Улыбнулась немного смущенно (господи, как мне нравилась эта её улыбка!) и пробормотала:
— Пойдем… Только ты все же… занимайся кроваткой. Поесть приготовить я и сама смогу. Не такая уж я и безрукая.
— Я такого и не говорил.
— Вчерашние отбивные были просто ужасны!
— А. Так вот, что это было… — посмеиваясь, заметил я.
— Макс! — ее глаза широко распахнулись. И она посмотрела на меня как-то… неверяще, что ли? С потаенной надеждой посмотрела…
— Я-то думал, свиные уши!
Закинув руку на плечи Марте, я подтолкнул ее к крыльцу:
— Ну же, детка… Пойдем. Я, правда, очень голоден.
На секунду ее губы скривились, будто она снова была готова заплакать, но этого не случилось. Словно обмякнув под моими руками, Марта послушно направилась к дому.
Разложив вместе с Мартой продукты и отправив в стирку новые вещи для дочки, я переоделся и вынес колыбель во двор. Здесь мне было намного комфортнее работать, чем в доме. Да и грязное это дело… Алису я забрал с собой, здесь, на свежем воздухе, ее сон будет намного крепче. А значит, Марте ничто не будет мешать заниматься домашним хозяйством.
Счищая с перекладин старый облупившийся лак, я с удовольствием прислушивался к доносящимся из приоткрытого окна кухни звукам. К звону посуды, шуму воды, к легким шагам Марты, которые то удалялись, то приближались вновь… Уютные, домашние звуки, которые наполняли теплом мою душу и чудодейственным образом залечивали все мои раны…
Работа увлекла, спокойствие этого утра нарушил лишь звонок главного, который, впрочем, ничего не прояснил. Между спецслужбами двух стран с утра начались осторожные переговоры о возможном сотрудничестве по делу Вуича. Немцы высказали робкую заинтересованность, но все еще было непонятно, чем закончится дело.
— Макс…
— Ммм?
— Пойдем обедать.
— А давай здесь?
— Здесь?
— Ну, да. Я вынесу стол на веранду. Раньше мы всегда обедали там.
Она не возражала. После быстрого и очень-очень вкусного обеда мы снова вернулись каждый к своей работе. Я шпатлевал мелкие, образованные временем трещины, нарушающие идеальную гладкость дерева, и исподлобья наблюдал за Мартой. Она удивила меня тем, что затеяла. Признаться, не ожидал, что она возьмется за уборку в комнате моих родителей. Хотел бы я понимать, что это означает… А пока просто наблюдал, запрещая себе торопиться с выводами. Но все равно горел изнутри… Она распахнула окна и, забравшись на подоконник, принялась снимать с карниза тяжелый тюль. Мой взгляд скользнули по ее длинным идеальной формы ногам и замер на уровне края футболки. Пальцы скользили по колыбели, отыскивая новые трещинки, а глаза… глаза, не отрываясь, наблюдали за Мартой. Я хотел эту женщину до звона в ушах и в других, менее приличных частях тела. Покончив с гардинами, она ненадолго пропала, а после снова мелькнула в окне с тазом и тряпкой. Через некоторое время выскочила на крыльцо. Взъерошенная и невозможно красивая: