Кукушкины дети
Шрифт:
Та не ответила; уголки губ горестно опустились. Она понимала, что уговаривать брата наладить отношения с родителями бесполезно: она сама, её появление было причиной этого разлада. Ярко вспыхивал в полумраке комнаты огонёк сигареты. Свободной рукой Дмитрий легко потрепал сестру по щеке.
– То, что ты говорил о доме и проклятии, – ты серьёзно так думаешь, или говоришь всё это только для того, чтобы позлить маменьку? – сменила тему Наташа. Дмитрий пожал плечами.
– А ты как думаешь? – взгляд из-под тяжелых век устремился на неё.
– Если это на самом деле так, я бы предпочла, чтобы ты действительно поступил на службу и уехал как можно дальше.
Снова вспыхнул огонёк, освещая фактурное лицо младшего Грушевского.
– Ещё немного – и твою судьбу тоже определят. Если это уже не произошло, – его голос прозвучал как-то глухо.
– Папенька как будто целенаправленно хочет лишить нас всякого счастья, – выдохнула Натали.
– Счастье относительно, сестрёнка, – Дмитрий покровительственно потрепал её по волосам. – И даже когда меня заберёт это дурацкое проклятье, ты научишься с этим жить. И со временем даже будешь вполне счастлива. Не сразу, возможно, – он буднично пожал плечами, – но точно будешь.
За завтраком над столом висела напряжённая тишина, нарушаемая стеклянным звоном рождественских игрушек, которые развешивал Влас, и редким покашливанием главы семейства. Софья Фёдоровна кротко осведомилась, не простыл ли он, приказала заменить сахар на столе на варенье и мёд. Натали, пытаясь скрыть зевоту, ковыряла ложкой полужидкий желток варёного яйца.
– Наташа, душа моя, сыграй нам что-нибудь, – Алексей Власович махнул в сторону рояля.
Не споря, девушка отодвинула недоеденный тост, села за рояль, пробежала пальцами по клавишам; неестественно бодро прозвучало арпеджио до-мажора. Мелодия наполнила пространство, Софья Фёдоровна незаметно вздохнула, сжимая рукава блузы, Михаил отложил конспекты, что пересматривал во время завтрака, готовясь к лекциям.
– Что это? – отец разламывал хлеб на кусочки и макал в яйцо.
– Баркарола Глинки в соль-миноре, – монотонно ответила Наташа, стараясь не сбиться с ноты.
– Красиво, но очень грустно. Сыграй что-то повеселее, не нагоняй тоску, – закончив с одним яйцом, Алексей Власович потянулся за вторым.
Наташа сняла руки с клавиатуры, поджала губы. Нельзя говорить отцу, что прерывать исполнение на середине – дурной тон… Не успела она решить, чего бы исполнить “повеселее”, в холле раздались голоса, которые заставили присутствующих в столовой вскочить с места. Софья Фёдоровна отбросила салфетку, что лежала у неё на коленях, подбежала к дверям, распахнула стеклянные створки и радостно ахнула, прижимая ладони к губам.
– Здравствуйте, маменька, – в один голос поприветствовали её Фёдор и Анатолий, заходя в столовую и улыбаясь одинаковыми улыбками.
– Дети! Посмотри, Алеша, наши дети! – Софья вмиг порозовела щеками, в её глаза вернулся былой блеск, с губ сорвался смех искренней радости.
– Вы надолго ли? – мать всё никак не могла отпустить их от себя, то поправляя русые кудри близнецов, то смахивая невидимые пылинки с их тёплых бушлатов.
– На три дня, как раз, на Рождество, – братья высвободились из объятий, поприветствовали отца, отсалютовав по-военному. Затем пожали руку Михаилу, обнялись коротко.
– Сестрёнка, ручку! – Фёдор схватил Натали за руку, притянул к себе, обнял крепко, так, что девушка почувствовала, как ноги отрываются от земли. А вот Анатоль робко улыбнулся сестре и формально поцеловал трижды в щеки.
– Садитесь, садитесь с нами, – захлопотала у стола Софья Фёдоровна. – Галя! Нужны ещё приборы! Быстрее, быстрее, дети хотят есть с дороги!
Появившаяся на зов хозяйки Галя побежала за чистыми тарелками.
– Наташа, душа, играй нам! Веселое! Польку! Наконец-то и к нам заглянуло счастье, – распорядился старший Грушевский, взмахнув рукой в полководческом жесте.
– А где же наш маленький злобный братец? – Фёдор повернулся к Михаилу, устраиваясь на положенном ему месте.
– Он… Э, он… – Михаил нерешительно взглянул на отца, затем – на мать. Прочитав его взгляд, Софья устремилась к мужу.
– Позволь пригласить Дмитрия, Алеша, – голос её снова потерял краски. Так происходило всегда, когда случалось просить Алексея Власовича о чём-то хоть мало-мальски важном.
Грушевский поморщился, но всё же величественно махнул рукой. Михаил поспешил к двери. Натали всё мялась за инструментом, перебирая аккорды. Почему-то ей казалось, что Дмитрий снова засвоевольничает и не спустится поприветствовать братьев. Не исключено, что это рассердит отца ещё больше: никто не смел пренебрегать его милостью. Но от сердца отлегло, когда в дверях показались оба брата. На губах Дмитрия даже появилось что-то, отдаленно напоминающее улыбку, когда он здоровался с близнецами. Встретившись с Дмитрием взглядом, Натали, как обычно, засмущалась, уткнулась взглядом в клавиши и начала играть первое, что пришло в голову. Софья Фёдоровна всё никак не могла угомониться, металась между Фёдором и Анатолием, то подливая им чая, то разглаживая невидимые складки с формы. Михаил вернулся на своё место, а Дмитрий за стол садиться не стал. Налив себе чашку кофе, он устроился у рояля, оперся локтем на его крышку, смущая Натали.
В столовой появился Николай, в халате и с сеточкой на голове. Фёдор заметил его прежде, чем Николай успел отреагировать на появление близнецов. Подскочив к брату, Фёдор схватил его за руку и тряс её так сильно, что вихор выпал из-под сетки и прыгал на лбу Коли, и так долго, что Николаю свободной рукой пришлось разжимать пальцы Фёдора. Вырвавшись, Николай шарахнулся от брата, стащил с головы сетку и вздёрнул подбородок, словно пытаясь поддержать уязвлённое достоинство. Буркнув приветствие, он прошёл к столу, сел на своё место и жестом попросил у отца газету. Натали мельком переглянулась с Дмитрием. Тот покачивал ногой, смаковал кофе, и, когда он поймал взгляд сестры, губы его растянулись в злорадной улыбке. Натали едва успела сжать губы и снова уткнулась взглядом в клавиши, следя за пальцами. Их отношения с Николя были нейтральными, к существованию друг друга они относились равнодушно, но, когда заносчивого брата кто-то ставил на место, это каждый раз оказывалось неожиданно приятно.
– Все мои дети здесь, – как заведенная повторяла Софья, – как чудесно! Все дети!
Анатоль остановил мать, мягко взяв за руку и усадив рядом с собой на место Дмитрия.
– Надо непременно заказать семейный портрет, – Грушевская снова вцепилась в рукава.
– Соня, – Алексей покачал головой.
– Зачем же портрет, мама, – поддержал отца Михаил. – Сделать фото куда быстрее. И дешевле, что в нашей ситуации немаловажно.
– Нет, это не то. В картине – душа, – почти с благоговением произнесла Софья и чуть наклонилась к Анатолю, словно раскрывая ему большой секрет.