Кукушонок
Шрифт:
– Это так, – вздохнула Вивиан, глядя в чашку и как будто не понимая, что в ней. – Мы поссорились из-за вчерашнего праздника. Наши друзья, Элизабет и Хеннинг Бауэр отмечали в этом зале золотую свадьбу, и по какой-то непостижимой причине Рольф не захотел идти. За меня он, как обычно, тоже все решил. Но на этот раз я уперлась. Позвонила Луизе… это невестка Элизабет и Хеннинга, она при Хеннинге что-то вроде секретаря и все здесь организовывала… Так вот, я спросила Луизу, можно ли в последнюю минуту переиграть и что если я буду на вечере одна? Луиза пошла мне навстречу.
Вивиан закрыла лицо руками. Мартин смотрел на вздрагивающую в рыданиях женщину. Примерно через минуту она подняла лицо. Но смотрела не на Мартина, а опять за окно, в туман.
Мартин прокашлялся.
– То есть после вашей… ссоры вы больше его не видели и не разговаривали с ним?
Вивиан покачала головой, не отводя глаз от окна.
– Нет, я ведь обиделась. Но сегодня утром от него не было эсэмэски, и это меня насторожило. Поругались мы или нет, всегда, если мы проводили ночь порознь, Рольф утром отправлял мне сообщение. А сегодня ничего такого не было.
Ее взгляд как будто скользнул по площади, и Мартин посмотрел туда же. Вчерашний шторм успокоился, но лучше уж белые барашки на гребнях волн и бьющая в причалы вода, чем это тоскливое серое затишье.
Он на мгновение отвлекся от Вивиан и подумал о том, как продвигаются работы по укреплению поселка. Фьельбака выстроена на глине, и ей, как и некоторым другим населенным пунктам бохусленского побережья, угрожают оползни. Отчасти это связано с изменением климата и повышением уровня моря, но Мартина поразило, как редко он задумывается о таких вещах. Чаще бывает занят протечками воды в собственной квартире. Между тем ледники тают, и суша медленно поглощается Мировым океаном. Но в голове не остается места осознанию этого факта.
– То есть вы не знаете, как долго Рольф пробыл в галерее. Когда должна была открыться выставка?
– Завтра, в понедельник. Рольф долго готовился. Почти неделю на месте и до этого полгода дома, в Стокгольме. Отобрал снимки по теме – только платиновая печать.
– Платиновая печать? – Мартин смотрел на Вивиан озадаченно.
Раньше он никогда о такой не слышал. Хотя, в общем, мало что знал о фотографии. Снимал на смартфон дочь Туву, Метте и ее маленького Йона – вполне сносно на дилетантский вкус. На последнем снимке Тува держала руку на животе Метте. Мартин невольно сглотнул, вспомнив о них.
– Я не специалист, но за годы работы с Рольфом набралась кое-каких слов, – сказала Вивиан. – Это способ печати снимков, при котором используются драгоценные металлы – платина и палладий. Выходит недешево, но качество изображений уникально.
– То есть снимки в экспозиции представляют собой большую ценность? – Нахмурившись, Мартин подался вперед. Важная информация. Такой поворот увеличивал вероятность кражи со взломом.
– Ценность, да. Но не только из-за технологии печати. Рольф был мастером мирового уровня. Оригиналы его работ продаются за сотни тысяч крон на аукционах и в галереях по всему миру.
–
– Ничего страшного. Конечно, об этом знают не все.
Тут Вивиан улыбнулась, впервые за время их разговора. Ее напряженное лицо расслабилось, и Мартин вдруг оценил своеобразную, хрупкую красоту этой женщины.
– Но ведь наверняка многие догадывались о ценности снимков в галерее?
– Да, объявления о том, что Рольф будет выставляться, висели по всему поселку, да и по всему побережью. Но до вчерашнего дня никаких фотографий в галерее не было. Я заходила туда. Сначала Рольф всегда работает с пустыми рамками, в которых ничего нет, кроме названия снимков. Развешивает их по стенам, меняет местами… Обычно приходится пересмотреть множество вариантов, прежде чем остановиться на лучшем. При этом ему не нужно подглядывать в оригиналы: все снимки у него в голове.
– Он как будто снимал… природу? – нерешительно спросил Мартин.
– Природу и людей в естественной среде. Самые известные снимки были сделаны на острове Борнео, где Рольф около года прожил в племени пенан.
– А эта выставка? Какова ее тема?
Мартин проникся невольным уважением к Рольфу Стенкло. Он всегда восхищался увлеченными чудаками, каким, все сомнения, был фотограф, ради любимого дела год проживший среди людей каменного века в Юго-Восточной Азии.
Вивиан покачала головой.
– Странно, но о последней выставке я почти ничего не знаю. Рольф всегда показывал мне фотографии, но только не в этот раз. Он что-то говорил о том, что тема связана с его прошлым. И на стенах, насколько я помню, было пятнадцать рамок.
– У него были враги?.. Возможно, «враг» звучит слишком драматично. Я имею в виду… мог ли кто-нибудь желать Рольфу зла?
Вивиан энергично замотала головой:
– Нет, его любили все. У Рольфа не было врагов.
– Хорошо. Если вспомните что-нибудь, что может иметь значение для следствия, просто свяжитесь с нами. Вот мой телефон.
Мартин протянул Вивиан визитную карточку, которую она спрятала в кармане своего кардигана.
– Когда… мне его отдадут?
Вивиан произнесла эти слова, и осознание случившегося поразило ее с новой силой. Лицо сморщила гримаса боли.
Мартин взял ее руку.
– Мы постараемся не задерживать дольше необходимого… И на сегодня достаточно, как мне кажется. Если оставите свой телефон, буду благодарен. У вас есть кто-нибудь, с кем можно пожить первое время, чтобы не оставаться одной?
Вивиан кивнула. Дала ему свой номер и встала.
– Мне пора собираться, – сказала она и, не простившись, направилась к регистрационной стойке.
Мартин проводил ее долгим взглядом. Иногда чужого горя бывает больше, чем можно вынести. У него была Тува, которая слишком напоминала о Пие. Он унаследовал дом своей мечты, а всего пару месяцев назад они с Метте узнали, что ждут первого общего ребенка. Но встречи вроде этой, с Вивиан, напоминали, как легко смерть может все разрушить.