Культурные особенности
Шрифт:
Ветер пахнул в лицо, принес запах — оттуда, с вершины холма. Тяжелый, душный, смутно знакомый запах. И гул — негромкий, слитный гул, словно топот. Тысячи ног, каждая — куда как больше человеческой. Беха перевалила гребень и замерла. Тихо, словно в испуге. Миа бросила рычаги. ДаКоста хлопнул себя по щекам и длинно заливисто выругался.
За гребнем — равнина, плоская, сжатая с севера такой же грядой невысоких холмов. Серая, выцветшая. И по ней шел-тянулся поток тварей. Серой лентой, исполинской змеей от горизонта до горизонта. Самая маленькая — с бтр, но большинство были больше, куда больше. Тяжело шаркали тысячи ног, топтали, рвали когтями землю. Звери шли один за другим, тяжело
Сзади — короткий, печальный свист. ДаКоста запел вдруг, подперев голову руками. В три ноты, хрипло, завывая и путаясь в словах. Протяжная грустная песнь, три ноты — в тон звериному реву.
«я помню тот Ванинский порт и вид космолета угрюмый как шли мы по трапу на борт в холодные мрачные трюмы…»Эрвин поежился. Старая каторжная песня. Дома, на Семицветье ее горланили первопоселенцы — седые деды, тщетно пытаясь отогреть водкой промороженную эмигрантской палубой душу.
ДаКоста закашлялся, сплюнул, умолк.
— Что это? — хрипло спросил Эрвин, не отводя глаз от странного шествия.
— Это… это, брат, вроде нас. Тоже космонавты, — ответил ДаКоста, не поднимая головы. Голосом тоскливым и хриплым до ужаса, — видал я уже такое. Здесь. Стада из степей — в столицу гонят, на мясокомбинат. Закатают в банку — и вперед, покорять глубины космоса…
В небе над головой неторопливо проплыл «Венус» — черное лезвие в ореоле огней, старый жертвенный нож, иззубренный и уставший. ДаКоста погрозил ему кулаком, сплюнул и отвернулся.
— Вот бедолаги… — согласно вздохнула Ирина.
Завыл зверь — громадный, куда больше бэхи. Завыл в тон словам, тоскливо, задрав в воздух широконосую рогатую голову. Мотнулся из стороны в сторону шипастый, костяной воротник. На миг показались глаза — мутный красноватый глаз под большим, слезящимся веком.
Погонщики — Эрвин, прищурив глаза, увидел внизу цепочку всадников не-пойми-на-чем, кольцом окружающих стадо — погонщики налетели, ткнули гиганта в бок. Длинной, тонкой палкой-копьем. Сверкнула вспышка, в уши хлестнул сухой, электрический треск. Зверь тоскливо взревел и качнулся обратно.
Один из погонщиков отделился и поехал вперед — по склону вверх, прямо на бэху. Теперь Эрвин смог подробней разглядеть «коня». Это была… Эрвин даже сморгнул, не сумев поверить, в то, что он видит. Охнул ДаКоста за спиной.
— Ой, madre of hures, что-то я наггетсы слегка разлюбил.
И впрямь, то, что скакало вверх по склону прямо на них, больше напоминало гигантскую курицу. Или индейку. Те же смешные короткие крылья, две сильные лапы, грязные белые перья, клюв и маленькая, увенчанная алым гребнем голова. Только ростом тварь была сильно побольше бэхи. Всадник взмахнул копьем. Эрвин передернул затворы, развернул пулемет, ловя в прицел хохлатую голову. Курица, ни дать ни взять. Вид двух стволов охладил порыв погонщика. Тот замер, развернув на месте пернатого «коня». Привстал в стременах, проорал — по тону, приказ, отрывисто, лающим голосом. Ветер смял и унес слова прочь, до Эрвина долетело только короткое: «Мез-ги». Не пойми что. Эрвин заметил вдруг что всадник — женщина. Суровая, с квадратным, обветренным степным ветром лицом. Волосы сплетены в косу, вокруг головы — чудная, красная, в белую точку повязка. Всадница махнула копьем еще раз, проорала опять свое непонятное «мез-ги». Судя по жестам — приказ убраться. Под крыльями птицы — мешки в тороках. Сзади, ближе к хвосту, в плетеной корзине — еще люди, должно быть семейка суровой наездницы. Одна пассажирка высунулась, почти перегнувшись через плетеный борт, смотрела неотрывно на Эрвина, бэху и пулемет. Девочка лет восьми. А глаза ясные, большие и удивленные-удивленные.
— Прям, как у меня сейчас, — подумал Эрвин, разворачивая стволы обратно на ноль. Всадница развернула коня, гигантская курица в два прыжка исчезла из вида.
— Эрвин, как мы пройдем? — аккуратно спросила Миа из-за рычагов. Спокойно, до сих пор верит, что Эрвин знает, что делает. Строить планы по карте было легко. Вчера. А сегодня почему-то дико стыдно.
— Никак. Я дурак, девчонки…
Миа пожала плечами, не изменившись в лице. По виду — все равно уверена, что Эрвин что-нибудь да придумает. Ирина опустила глаза в планшет:
— Это не ты. На карте написано просто — дорога.
— Ага. Дорога. Улица. Которую надо переходить в специально отведенных для этого местах, — потянул с места ДаКоста, гнусаво, подражая электронному голосу городского информера, — даже если вы на танке.
— Знать бы еще, где оно, то место. Ир, там, на карте значка перехода нет? зебру нигде не нарисовали?..
— Нету. Тут вообще мало что есть. Это гражданской службы карта, почти слепая.
— Тогда вернемся и пройдем по следу грузовиков. Местные должны знать, что здесь к чему. Хотя…
Эрвин пригнулся, покрутил рычагами приемника. Родилась было дурацкая мысль — поймать военную волну, дозвонится, выкликать Пегги. Очередой тур шоу «Боже храни идиотов» — могло помочь… могло. Но нет — динамики были мертвы. Лишь хрип помех и звенящая, чуть слышная музыка. Иоганн Себастьян Бах. «Должно быть, церковная станция» — подумал Эрвин. Завеса пыли над головами разорвалась. Брызнуло солнце. Сверкнули горы вдали — алмазные, льдистые пики. На мгновение Эрвину показалось — там, вдали, под холодным блеском небесного «Стола ангелов» мелькнула теплая золотая искра. Латинский крест. Сан-Торрес-Ультрастелла. Тот самый. Близко, черт его возьми. В долине внизу — топот ног, как будто стал глуше. Эрвин пригляделся — и точно. В сплошном потоке тварей — разрыв. Одно стадо уже прошло мимо них, второе — еще не подтянулось с востока. Конечно, зазор невелик, но…
Эрвин облизал внезапно пересохшие губы. Будь он один — уже вдавил бы газ. Но… Разрыв невелик, земля изрыта, пыль затянет глаза. А, случись чего — броня не спасет, второе стадо их просто раздавит. Ирина, Миа. Эта спокойна, своей всегдашней дикарской безмятежностью. Верит, что Эрвин справится. Лишь рука на руле чуть дрожит — вон, как блики играют.
Секунда нерешительности спасла им всем жизнь. Секунда тишины — и по ушам молотом ударил громовой рев а над противоположным холмом воздвиглась, распарывая небо, огромная плоская голова. Дрогнула земля. Вдруг, Эрвин почувствовал толчок даже через мягкие рессоры бэхи. Клацнули кривые клыки. Сотрясатель, пута их мать… Решил, что тут ему завтрак накрыли…
— Миа, заводи, — рявкнул Эрвин, рывком разворачивая пулемет, — задний ход, сматываемся…
Взвыл, перекрывая шум боя, движок. Бэха отпрыгнула назад, как живая, замерла, рванулась, уходя в крутой разворот. Сотрясатель — огромный, непропроционально большеголовый, страшный уже посреди равнины. Гигантская пасть вся в крови, клыки и плоская, лягушачья морда — в алых, блестящих на солнце протеках. Сверкнула электрическая дуга, погонщицы заорали, закрутились, сгоняя в оборонительный круг ревущее в панике стадо. Твари испуганно ревели, жались спиной к спине. Вскинулись, закачались над головами хвосты — лес сильных, гибких хвостов с острыми шипами на кончике.