Куница Том 1
Шрифт:
Я ещё пару минут нёс подобную чушь. Боюсь, другую форму подачи он сейчас просто не воспримет. У него даже есть вполне реальный шанс получить взаимность, если не проявит себя придурком. Алина сейчас осознаёт, на какой тонкой нити висит её жизнь. И получив ощутимую помощь и поддержку в такой момент она, по идее, хоть какой-то симпатией проникнется к парню. Или нет? Может, конечно, проявить и чисто потребительское отношение, но здесь уж я сделал всё, что мог.
Нашу душещипательную беседу прервали входившие в класс лицеисты. У кого-то
На занятиях сидел с безразличным спокойствием. Старался быстрее выполнить все задания и переключиться на доводку двух узлов. Над анхом я работал только дома, слишком уж сложный процесс, требующий предельной концентрации на больших промежутках времени.
Однако на последнем занятии учитель решил нас взбаламутить.
— Что-то я смотрю, вы заскучали, уважаемые господа лицеисты. А давайте мы с вами проведём практическую работу! — с садистским удовольствием осчастливил нас Тимофей Юрьевич, преподаватель словесности. — А чтобы вам было максимально интересно, практикум будет командным. И команды назначу я сам.
Счастью учеников не было зримого предела. Лицеисты посылали Тимофею Юрьевичу даже не волны, а целые невербальные цунами любви и благодарности. Последнее занятие, да с каникул ещё не перестроились, ещё и предмет многими любимый. Но мужчина, погладив щёгольские усы и бородку-эспаньолку, заглянул в журнал, сопоставляя успеваемость своих подопечных, чтобы собрать идеальные команды.
По закону подлости я обязан был попасть в команду к Кириллу, но, к счастью или нет, пронесло. Зато Алина попала в одну команду с Петром, так что двойная удача. А уж когда дошла очередь и до меня...
— Крсманович, Мартен, Репин, Румянцева. Полный разбор стихотворения «Пой, соловей», Горкина-Даниленкова.
Крсманович, ожидаемо вздёрнула носик, показывая, что она никуда пересаживаться не будет. Нам ничего не оставалось, кроме как сесть к ней за парту. Репин, невысокий, но говорливый парень, поостерёгся садиться как рядом с гордой полькой, так и напротив неё, выбрав место с другого конца стола. Я хотел сесть напротив, но это место заняла Румянцева. Сел рядом с Ядвигой. Жаль, мог бы любоваться её лицом, придётся ограничиться горделивым профилем.
Не знаю, кто там что думал, но я, не теряя времени, начал командовать.
— Вопрос первый, кто понимает что-нибудь в биографии Горкина-Даниленкова?
Понимающих не оказалось.
— Сколько желающих, как хорошо! Есть из кого назначить добровольцев.
Репин, Павел к слову, ухмыльнулся и даже хотел что-то добавить, но под взглядом Крсманович сдулся.
— Паша — дерзай. Со стихосложением у тебя всё равно не очень, займись приземлённым.
Парень, видимо, хотел уже возразить, но снова стушевался, едва заметив взгляд Ядвиги.
— Любава, — это Румянцеву родители таким именем наградили. — Давай придумывай что-нибудь воздушно-возвышенное. Про страсть лирического героя, его любовь к матери, сёстрам, девушке,
Девушка, успевшая найти в учебнике текст, со скепсисом пробежалась по строкам.
— Уверен... Здесь же совсем не об этом...
Я знал, что стихотворение не об этом. Оно о солдате, что идёт через поле боя.
— Все стихи о любви. Надо только понять, о безответной любви, о трагической любви или о потерянной любви.
Крсманович, со всё возрастающим интересом наблюдавшая за этим балаганом, полюбопытствовала:
— А чем отличается любовь трагическая от любви потерянной? — у неё безумно красивый, мелодичный голос. Только холодный. И даже акцента нет.
— В смысле, чем?! — наигранно удивился я. — Потерянная любовь — это когда лирический герой обидел свою вторую половинку и своими руками разрушил любовь. А трагическая — это когда любящие сердца разделены внешними обстоятельствами! — я повернулся к Румянцевой. — Здесь явно трагическая. Пиши, как ты сопереживала одинокому воину, которого разделили с его близкими.
Девушки переглянулись, и Ядвига подтвердила:
— Хорошая мысль.
Любава, поняв, что не отделается, вздохнула и приступила к работе. А Ядвига взглянула на меня, пригвоздив к месту своими карими, или скорее даже рыжими глазами к месту, ожидая, что я предложу делать ей. У меня разом вспотели ладошки и застучало сердце, а ещё я был практически уверен, попробуй я сейчас что-нибудь сказать, обязательно начну заикаться и мямлить. Поэтому, чтобы сбросить наваждение и вернуть себе контроль, я сам взял книгу и принялся искать нужный текст. Ядвига тут же любезно пододвинула открытый на требуемой странице учебник, но я смотрел только на изящные ладони и пальчики, оканчивающиеся мягко розовыми ноготками.
— Я думаю, — буркнул. — А когда я на тебя смотрю, быстро тупею.
Павел подавился воздухом.
— Отчего так? — к холодку в голосе добавилась улыбка и нотки лёгкого интереса.
Ой, с огнём играю. Хотел ответить что-то броское, смелое, но сумел лишь выдать жалкое:
— Потому что ты потрясающе красива...
И всё. Это всё, на что меня хватило, и пришлось заткнуться, иначе в следующую секунду голос дал бы петуха. Ядвига выждала чуть-чуть, чтобы удостовериться, что я не буду продолжать мысль, после чего предложила:
— Можем устроить разбор авторского стиля, подчеркнуть художественные приёмы и многообразие речи.
Я закивал:
— Да, да, отлично! Всё то, что ты перечислила, обязательно надо подчеркнуть и разобрать.
Я покосился на Ядвигу. Девушка улыбнулась, скрывая ехидство и смех.
— Ты что-нибудь в этом понимаешь?
— Вообще ничего, — признаюсь я.
Ну а как можно врать такой девушке, да ещё в таких мелочах?
— Как я и думала, — во взгляде появилось лёгкое разочарование. — Я сделаю. А ты соберёшь три наших ответа в единое целое. И оно должно звучать хорошо.