Кунигас
Шрифт:
Старый, одичавший, он ужаснулся тайн своей души…
Глаза его обсохли, он с радостью ушел бы прочь, подальше, чтобы не слышать предательских напевов, вернуться в замок, к немцам… но что-то приковывало его к месту, ноги врастали в землю…
Дворовый, который его привел, и прочие с удивлением посматривали на чудака: он маялся, точно пораженный неведомою хворью… А во всем виновата была песнь…
Наконец Швентас перестал бороться с одолевшей его силой и покорился. Он прислонился к стене, закрыл глаза и видел совсем не то, что его окружало, а давно умерший мир, будто сотканный из нитей золотой кудели, которую разматывала песнь-чародейка… Он совсем утратил
Никто из согрешивших перед ним не вышел из мрака прошлого и не явился перед его духовными очами… они куда-то сгинули и не смели показаться… Приходили только те, кого он любил, протягивали к нему бледные, воздетые из могилы руки и умоляли:
— Не будь врагом нам!
Свальгон так утонул в мечтах, что когда отзвучала последняя песнь, в его ушах все продолжали звенеть и петь голоса давно умершего прошлого, так что дворовый должен был вернуть его к сознанию здоровенным пинком в бок, вообразив, что свальгон от утомления вздремнул.
Открыв глаза, он увидел невдалеке стоявшую Реду, разглядывавшую его с любопытством. Тогда он сделал попытку вновь разбудить в себе демона мести; но, поискав его в сердце, убедился, что месть отлетела…
IV
Взгляд этих женских глаз был ужасен. Когда взоры их встретились, Швентас затрясся… Что если она проникла в тайны его Души?
Реда, молча, осматривала его с головы до ног. Казалось, ей нелегко было признать ворожея, свальгона, в этом невзрачном, противном на вид человеке.
— Откуда родом? Как сюда попал? — спросила она. Свальгон несколько ободрился. Он вспомнил, что удачнее всего
защищался и выпутывался в трудных обстоятельствах смешком да шутками.
Потому он сделал веселое лицо, осклабился и, низко кланяясь, повел такую речь:
— Матушка-княгиня, родом я из бедняков, которых боги от колыбельки в свет погнали, чтобы им никогда не жилось спокойно. А в путь-дорогу сунул мне Прамжу в торбу песенку да ворожбу, да сказку, а сказка лучше правды… Вот с тех пор и мыкаюсь по свету… без притона… где сяду, там и дом, а назавтра о нем надо позабыть да искать другого.
Княгиня смотрела и прислушивалась. Хриплый голос ворожея не очень-то был ей по сердцу, и лицо ее сделалось угрюмым. Она чувствовала фальшь в словах пришельца.
— Бродяжничая по миру, ты, наверно, много чего понабрал в торбу… Там у тебя, должно быть, полно разного добра… Ну, выпей ковш, да и говори, что знаешь.
— Ой, матушка-княгиня! — ответил Швентас, кланяясь. — Где уж мне угнаться богатством за вашим двором! Все-то уж тут сказки порассказаны, все-то песни перепеты… стыдно мне тягаться со своими.
— А ворожить умеешь? — спросила Реда.
Свальгон вздрогнул и задумался. Он как будто что-то вспоминал.
— Ворожить? Матушка-княгиня! Ворожить? — повторил он тихо и с опаской. — Да разве люди ворожат? Не ворожат ни пултоны, ни вейоны [3] , ни канну-раутицы [4] , только бог ворожит их устами. И рог сам не заиграет, пока человек не затрубит. Часами бог вселится в самого что ни на есть лядащего бродягу и вещает… только как вот залучить к себе этого самого бога?
3
Пултоны и вейоны (вейдавуты) — кудесники, волхвы.
4
Канну-раутицы, или раганы — лятовицы, ведьмы, слетавшиеся на гору Шатри в Иванову ночь.
— Должны уметь и упросить, — сказала Реда, — это ваше ремесло… А на чем ты ворожишь?
— Матушка-княгиня! — робко сказал свальгон. — И по ветру, и на воде, и на пиво… как кто. Я простой буртиникас [5] … иной раз случается видеть и в воде…
Кунигасыня кивнула головой. И сейчас две девушки, которые, по-видимому, прислушивались к разговору, встали и побежали к колодцу. Зазвонили на передниках бубенчики; проснулся старый Вальгутис; белая голова его приподнялась с постели, а из горла раздались какие-то хрипящие звуки.
5
Ведун, ведьмак, знахарь.
Реда повернулась к отцу, подошла к постели и, укутав старца, уложила его, как малое дитя, и велела спать.
Тем временем девушки принесли уже ведро свежей воды и поставили его перед свальгоном. Он дрожал и с тревогой смотрел то в воду, то по сторонам.
Кунигасыня подошла. Швентас долго хранил молчание…
— Матушка-княгиня, — спросил он слабым голосом, — что ты хочешь видеть?
Реда задумалась угрюмо.
— Если умеешь вызывать души умерших, — сказала она тихо, — то вызови из Анафиелас [6] мое дитя… его убили немцы… и пошло оно к отцам без погребальных обрядов, без костра, без песен, без одежд и без оружия! Как отогнало оно там от себя злых духов? Добралось ли оно до предков? Или все еще блуждает по склонам стеклянной горы, не имея сил на нее взобраться?
6
Анафиелас — гора вечности, на которую должны взбираться души умерших, для чего им необходимо иметь острые ногти, когти, животных, оружие, слуг и пр.
Свальгон опустил голову. Случилось с ним что-то такое, чего он сам не понимал. Ему почудилось, будто кто-то вошел в него и хочет говорить. Он сам не знал, что сейчас скажет… Хотел сжать губы… прикусить язык… и не смог.
В ведре воды… о, чудо! привиделось ему юношеское лицо… лицо, которое он где-то недавно видел… бледное, тоскливое… Его глаза так пристально впились в глаза свальгона сквозь зеркальную гладь воды, что Швентас не мог вынести их блеска.
Реда ждала… из глаз ее выкатились две слезы и побежали по щекам.
— Матушка-княгиня! — воскликнул свальгон против воли. — Там наверху, на стеклянной горе, нет твоего дитяти; нет его и у подножия, где блуждают души несчастливых. Сын твой жив и бродит по свету…
Из груди матери вырвался крик, которому вторил другой, оттуда, где лежал Вальгутис… голова его приподнялась и опять исчезла.
— Человече! Не обманывай меня! Я уже оплакала память его слезами! — закричала Реда.
— Он жив… — медленно повторил свальгон, — он жив, я его вижу.