Купель Офелии
Шрифт:
Терехин же проснулся окончательно, вскочил и попытался вспомнить, как надо дышать. В детстве у него был коклюш, и однажды он сильно закашлялся, до посинения, и никак не мог вдохнуть. Хорошо, мама вовремя подоспела и помогла. Сейчас коклюша у него нет, но легкие словно склеились, и разлепить их некому. Все вокруг кружилось, как бешеная карусель: окна, стул, стол, кровать и люлька с несчастной Офелией, которую он за каким-то лешим похитил из гнезда.
Пить вредно. Вредно пить. Пить вредно. Надо срочно вернуть ребенка Кристе, пока Чебураха не проснулась и не перебудила всех, стучала в голове «Мариванна» (кувалда
На деревянных ногах Терехин добрался до бутылки с минералкой и сполоснул лицо – тугой комок в легких рассосался. Он схватил переноску и кинулся к двери.
В представительском флигеле было тихо. Никто не метался по конезаводу с собаками, разыскивая пропавшего младенца, не голосил дурниной, не бился головой об стены, не бросался тапками и не разгадывал шарады. Народ, похоже, отсыпался после ужасной ночи, что Ваньку слегка обнадежило. Не исключено, и Криста, вымотанная за последние двое суток, благополучно дрыхла, не подозревая о похищении дочурки.
Взбодрившись этой мыслью, Терехин ускорил ход, миновал представительскую залу, вышел в коридор, ведущий к кабинету графа, и – столкнулся нос к носу с Галочкой. Поэтесса встрепенулась, суетливо поправила прическу, кивнула, опустила глазки в пол и бочком потрусила дальше. Ванька озадаченно проводил бывшую взглядом: выглядела та, мягко говоря, странно. Впрочем, ничего удивительного, что поэтесса поднялась раньше всех и рыскала по «Алому» в поисках журнала. Спать-то отправилась первой!
Он на цыпочках подошел к кабинету Беркутова и приложил ухо к двери. За створкой было тихо. В голове уже крутилась спасительная идея: надо наврать Кристине, что специально забрал Офелию, чтобы дать молодой мамаше выспаться. Возможно, так и было на самом деле, решил Терехин. Замутненный алкоголем мозг дал задание, тело выполнило приказ. Проследил, укачал, утешил. Имелась бы титька – накормил бы. Да, все было именно так! Он забрал Офелину, чтобы Криста отдохнула от ребенка. Иначе как объяснить его, мягко говоря, странный поступок? Однозначно так и было!
В кабинет Ванька вошел рыцарем и озадаченно огляделся по сторонам. Кристины в комнате не оказалось. К такому повороту событий Терехин не был готов и слегка растерялся. Заглянув на всякий случай за ширму, под стол, диван и в шкаф, уселся в кресло, размышляя, что делать дальше: разыскивать блудную мамашу или подождать ее здесь?
Офелия заворочалась в люльке. На размышления времени не было. Он схватил переноску и понесся разыскивать беглянку.
Обежав вприпрыжку правый флигель, завернул в кухню и столкнулся с Казимиром и Мотей.
– Кристину не видели? – поинтересовался с лету.
– А ты, случайно, ключи от холодной комнаты не видел? – вместо ответа задал свой вопрос Казик.
Матильда вообще не обратила внимания на его появление. Она держала в руке консервную банку и сосредоточенно ее рассматривала.
– Что случилось-то? – спросил Ванька, предчувствуя очередную неприятность.
– Даже не знаю, как сказать… – пожала плечами профессорша. – Такая неловкость.
– Ну, скажите уж как-нибудь, – разозлился Терехин, покачивая люльку. Офелия подала первый предупредительный писк и громко пукнула, что предвещало скорую бурю.
– Ключи от холодной комнаты пропали, – откашлялся Казимир.
– Вчера Казик положил их вот сюда в ящик, – Матильда показала на шкаф. – Мы все перерыли, но их нет. Ужасно неловко: нам доверили продукты, а мы оставили всех без продовольствия. В доступности лишь консервы, макароны, картофель, лук, сахар, чай и кофе, – вздохнула Мотя и продемонстрировала банку сайры.
– Ту дверь автогеном можно только отпереть, даже лом ее не возьмет. Так что, если ключи не найдутся, будем голодать, – дополнил Казик.
Диверсию мог совершить только Пашка, но Ванька решил не закладывать друга.
– Да что вы так расстраиваетесь? Скорее всего кто-то ночью покушать захотел, взял ключи и забыл на место положить.
– Руки бы этому кому-то оторвать. Сейчас люди встанут, а завтрака нет, – проворчал Казимир, нацепил фартук и засучил рукава. – Моть, как тебе идея: на завтрак салатик по-венгерски и макароны с тушенкой? Если не найдутся ключи, на обед рыбный суп и жареная картошка с луком и грибами.
– Шарман! – просияла Матильда. – Как в молодости прямо. Только, Казюль, грибов у нас нет.
– Тоже мне, проблема. Завтрак приготовим, а потом сходим наберем, – воодушевился повар-миллионер и загремел кастрюльками.
– Еще ягод можно нарвать на компотик, – подключилась Матильда.
Чебураха еще раз пукнула и издала второй предупредительный писк.
– Блин! Какой, на фиг, компотик? Какие грибы, е-мое? – рявкнул Терехин, тряся люльку, как паралитик. Престарелые влюбленные явно не понимали масштаба катастрофы. – Вы что, не поняли, Кристина пропала! Ребенок голодный, а мать куда-то подевалась!
– Бедненький… – сердобольно вздохнула Матильда, пожалев не то малыша, не то Ваньку. – Хочешь, я за малышкой посмотрю пока, а ты невесту поищи. Может, она душ принять отлучилась.
Терехин вручил Офелию профессорше и помчался разыскивать Кристину.
– Если Донателлу встретишь, передай, что у нас неприятности! – крикнул вслед Казимир и запел что-то по-французски.
Неприятности – это мягко сказано, подумал Терехин, сайгаком носясь по конезаводу и заглядывая во все подсобные помещения. Обежав все вокруг, Ванька бросился в левый флигель, тщательно обследовал душевую и туалет, помчался дальше, бесцеремонно распахивая двери денников и подсобок. Поднялся даже на второй этаж. Донателла не обманула – разруха там царила катастрофическая, ходить тут без каски опасно для жизни. Ванька позвал Кристину, вспугнув стайку птиц, и, чихая от пыли, вернулся вниз.
К поискам присоединились все участники, перебуженные Ванькой. Филарет, Зебельман и Сенька бросились на улицу, прочесывать окрестности имения. Ванька, Галочка, Павел и Ильин возвратились в представительскую залу.
Офелия проснулась. Матильда вынула ее из люльки и бегала по зале с вопящей Чебурахой на руках, утешая голодного младенца. Младенец не утешался. Опрос гостей по поводу ключей от холодной комнаты ничего не дал. Все ушли в глухую несознанку. Пашка от этой новости вовсе впал в отчаяние и горевал по запертым продуктам так неистово, что все подозрения с него были сняты.