Купериада
Шрифт:
Но лучшее место, которое за всё это время получил Лёва, - это должность субботней обезьяны. Дело в том, что правоверным евреям (а Лева таковым, увы, не был) по субботам запрещено работать. То есть настолько запрещено, что даже нельзя, к примеру, включить свет, очистить яблоко или спустить воду в туалете, не говоря уже о чём-нибудь ещё. Для всего этого следует иметь учёную обезьяну, которая и должна трудиться вместо хозяина. Между тем дрессированных обезьян мало, стоят они дорого и вдобавок частенько неправильно истолковывают распоряжения хозяина, что может привести к смешным и нелепым ситуациям. Вот Лёва и заменял вышеописанное животное в одной богатой семье: его услуги обходились дешевле, он был явно сообразительнее и, по словам хозяйки (я с ней решительно не согласен), даже внешне очень похож на шимпанзе. В этом семействе Лёва подрабатывал более полугода, и все настолько привыкли к нему, что дети и женщины рыдали, когда он брал расчёт, но всё же пришлось с ним расстаться, потому что никто из хозяев уже просто не мог выносить его красный пиджак в крупную зелёную клетку с золотым крылатым
Так протекали трудовые будни Куперовского, но где бы он ни работал, ровно в четырнадцать часов должен был прибывать к преподавателю языков. За опоздание уменьшали пособие, поэтому Лёва никогда не опаздывал более, чем на час, Учителем был пожилой японец, то есть японский еврей - щупленький, желтолицый, узкоглазый и по-восточному вежливый. Встречая Куперовокого, он кланялся, Лёва кланялся в ответ, японец кланялся ещё ниже, Лёва -тоже, и так далее до тех пор, пока учитель, взглянув на свои "Сейко", не спохватывался, что уже минут двадцать, как пора начать урок. Японец был очень терпелив. Восемь месяцев он настойчиво вдалбливал в голову ученика иврит, но окопавшийся там идиш упорно не желал допустить конкурирующий язык на свою территорию. За это время Лёва как-то незаметно освоил японский, но всё, чего он достиг в иврите, - это научился правильно произносить "Израиль", "Тель-Авив" и "Менахем Бегин". Отчаявшийся японец попытался обучить Куперовского хотя бы второму из государственных языков - английскому, но и здесь они почему-то потерпели фиаско, хотя, сравнительно с ивритом, продвинулись дальше: Лева запомнил три фразы - "Ду ю спик инглиш?", "Ай доунт спик инглиш" и "Май нэйм из Лев Куперовский". В конце концов преподаватель проявил восточную сообразительность и нашёл выход: он вспомнил, что орангутанга за шесть недель удаётся обучить языку глухонемых. Возможно, на эту идею его натолкнул сам Куперовский, разболтавший про свой субботний приработок, но, во всяком случае, мысль оказалась плодотворной, и всего за восемь с половиной недель Лёва блестяще освоил язык жестов. Теперь он, наконец, мог общаться с коренными израильтянами - по крайней мере, с глухонемыми. А если добавить сюда иммигрантов из нецивилизованных стран, среди которых многие помнили идиш или русский, то Лёвина аудитория расширяется, и все пути открыты для него. Так напутствовал Куперовского освободившийся от ученика японец, прощаясь. Напоследок он признался Лёве, что никогда не сможет его забыть.
Теперь, если ему нужна была помощь, Лёва бросался к прохожим или к полисмену и принимался быстро жестикулировать, комментируя свои пассы по-русски или на идише. Порой встречные пугались и убегали, но большинство относилось к нему благожелательно и пыталось помочь. В магазинах ему продавали товары дешевле, в кинотеатры часто пускали без билета. Кстати, Лёва кино очень любил и посещал почти каждый день, но из-за понятных затруднений лингвистического порядка вынужден был ограничиться триллерами и фильмами ужасов, в которых текст не играл особой роли, Он мог бы, конечно, включить в своё меню ещё и кинопорнографию, где осмысленная речь и вовсе отсутствует, но стеснялся.
Газет Лёва не покупал. По вечерам он читал мамины письма. Мама писала часто, и из её посланий Лёва узнавал обо всём, что происходило в Израиле. "Ну как ты там, сынок? Слышали по телевизору, что у вас прошли выборы, и победила Авода. Говорят теперь улучшатся отношения с арабами. Ты ходил голосовать, Лёва? Надо непременно участвовать в политической жизни, у вас так принято. Всегда голосуй за ту партию, которая победит, это тебе поможет по службе. Тётя Лея писала, что у вас жарко, одевайся полегче, а то вспотеешь, продует - простудишься. Ешь больше фруктов. Кстати, где ты их покупаешь? Мы говорили по телефону с тётей Розой и дядей Борухом, я им продиктовала твой адрес, они зайдут. Дядя Борух очень толстый, не пугайся, они не будут у тебя есть, они дома поедят. Розочка сказала, что в трёх кварталах от тебя есть фруктовая лавочка Рейзена, там дёшево и очень вкусные эти - гири, что ли, я знаю? У вас там каменные полы, не ходи босиком. Недавно под Хайфой палестинцы взорвали автобус, столько жертв. Никогда не езди на автобусах, особенно за город, И что это делается, как это кнессет разрешает? Учти на следующих выборах, Лёва, за нынешних не голосуй, выбирай других. Дядя Борух сказал, что эта Авода всё равно скоро сломает себе шею - нечего на них и ставить. Фира из Хайфы обижается, что ты её не навещаешь. Съезди к ней, сынок, она уже старенькая, адрес в моём прошлом письме. Только не на автобусе. Держись подальше от палестинцев, они тебя обидят, ты у нас доверчивый. Пиши чаще. Целую. Мама".
Куперовский борется с интифадой, или Лев пустыни.
Денег стало катастрофически не хватать, и Лёва переехал в другую гостиницу, подешевле, а затем и вовсе снял комнату у одного местного, родители которого приехали ещё из польского Львова. У Лёвы был отдельный вход, и хозяева ему особенно не докупали, появляясь лишь за квартплатой.
Как-то раз, гуляя по городу, Лёва заметил за квартал впереди себя старика, показавшегося ему смутно знакомым. Память услужливо вытолкнула на поверхность картинку: Лёвушке два года, и к ним в гости регулярно заходит будущий миллионер дядя Изя, который потряс детское воображение большим животом, длинной бородой и шикарным жёлтым портфелем крокодиловой кожи. И хотя с тех пор богатый родственник похудел и сбрил бороду, но портфель был с ним, и Куперовский его сразу узнал. В этот момент старик перешёл на другую сторону проспекта,
– Дядя Изя, - закричал Лёва, - дядя Изя!
Старец вздрогнул и с не присущей его возрасту прытью кинулся бежать. Лёва бросился ему наперерез сквозь поток машин,
– Дядя Изя, стойте! Я ваш племянник Лёва Куперовский из России, я вас искал!
Ревели моторы, выли тормоза, скрежетал металл, слышались проклятия на всех языках мира. Падали телеграфные столбы, стучали по асфальту просыпавшиеся из грузовика апельсины, летели над проспектом утиль из перевернувшегося мусоровоза и доллары из самопроизвольно раскрывшегося банковского броневика, гулко детонировали мины в трёх врезавшихся друг в друга малолитражках палестинских, сирийских и ливийских террористов, соответственно (так Лева вновь, сам не зная того, спас сотни человеческих жизней), громко кудахча, разбегались из расколовшегося рефрижератора размороженные куры. Когда Лёва достиг противоположной сторона проспекта, миллионер как раз сворачивал за угол.
– Дядя Изя, подождите!
– отчаянно возопил Лёва, и в это мгновение его схватили за руки двое полицейских.
– Мистер Куперовский?
– спросил один из них.
Запыхавшийся Лёва только кивнул. Полисмен стал ему что-то говорить на иврите, но быстро почувствовал, что Куперовский ничего не понимает. Перешёл на английский - вновь неудача. Тогда полицейский показал Лёве его фотографию, посмотрел на неё сам, обвёл всю округу преувеличенно внимательным взглядом, стал на четвереньки, понюхал земли, зарычал, обежал вокруг Лёвы, поднялся на ноги, ткнул Лёву в грудь пальцем, потом отошёл от него на несколько шагов, прицелился в Куперовского из воображаемого ружья и нажал невидимый курок. После этого он потёр руки и удовлетворённо улыбнулся. Теперь Лёве всё стало ясно. Посадят в лагерь или расстреляют...
– За что?
– закричал Куперовский и потерял сознание.
Очнулся он спустя несколько часов в лагере для новобранцев. Оказалось, что пантомиму Лёва понял неправильно. Просто ему пришло время служить в армии, а поскольку новый адрес Куперовского властям не был известен, на него объявили розыск. Всё это объяснил Лёве капрал, говорящий по-русски. Он же рассказал, что таких безъязыких, как Лёва, здесь много, из них даме сформирована особая часть - рота, которую местные остряки называют Красной Армией, а майора, её командира - соответственно, Будённым, хотя на самом деле это бывший провизор Семён Муравейчик из Жмеринки. Сейчас новичкам предстоит закончить курсы молодого бойца - их в данный момент проходит даже один пятидесятилетний профессор филологии, не получивший своевременно в Союзе должной военной подготовки - а потом их отправят в пустыню прикрывать собой мирные израильские города от отрядов палестинских террористов.
Больше трех недель Лёву обучали стрелять из автомата, бросать гранату, голыми руками обезвреживать вооруженного до зубов диверсанта - но он так ничего и не освоил. То есть стрелять-то он стрелял - дело нехитрое - но не попадал. Или попадал, но не туда, куда следовало. Однажды таинственным образом угодил в склад боеприпасов, находившийся у него за спиной, хотя целился, конечно, вовсе не туда, а, напротив, в майора, прогуливавшего дога правее стрельбища. Несколько секунд все в ужасе ждали детонации, но её, к счастью, почти и не случилось. Разве что крышу в штабе снарядом снесло. Ну, и остальные успехи Куперовского были на уровне. К концу месяца на его имя в часть пришла медаль "За бесстрашную борьбу с терроризмом" - награда за памятный случай на проспекте. Начальство очень обрадовалось и, поздравив Лёву перед строем, спешно присвоило ему звание сержанта и досрочно выпихнуло с курсов. После этого Куперовский служил очень недурно, исчезая из части после утреннего построения и возвращаясь только к отбою, - весь день он проводил в близлежащем городке. Вскоре, однако, беззаботная жизнь кончилась - пришёл приказ выступить на борьбу с интифадой. Рота была окончательно сформирована, и под началом у Лёвы неожиданно для него оказалось отделение - десять человек.
Перед отъездом Будённый выстроил Красную Армию и произнес речь:
– Новобранцы и опытные бойцы! Сегодня нам предстоит отправиться в доход на защиту нашей горячо любимой родины - Израиля - от арабских бандитов и убийц. Теперь от нас зависит, будут ли соотечественники спать спокойно. Главное - дисциплина и организованность, и тогда победа неизбежна. Но если всё-таки придётся отступать - надо это делать без паники, не бежать, пропускать старших по званию вперёд и сохранять достоинство, чтобы вашим седым отцам не было стыдно за вас. И, во всяком случае, хоть оружие не бросайте - вы за него материально ответственны, будут вычитать из зарплаты. Если понадобится, в первую очередь избавляйтесь от гранат - они дешевле, к тому же, может быть, взорвутся, арабы испугаются и отстанут. Помню, в Жмеринке, когда мы вечером дружинили возле танцплощадки, навстречу вышел знаменитый на всю округу хулиган Яша Лимончик, так мы сразу сообразили, как поступить, и... Впрочем, это неважно. Автомат вешайте на шеи, чтобы не потерять на бегу. Если попадёте в плен, сразу объясните, что ничего не знаете. И не бойтесь - террористы вас долго держать не будут, предпочтут обменять на что-нибудь ценное, В случае чего вас отобьют коммандос, и если уж не вы, то, по крайней мере, ваши тела вернутся к безутешным семьям. И пусть наши враги так живут, как мы дадим им надругаться над вашим дорогим прахом. Итак, вперёд, мои орлы, грудями прикроем от супостата нашу новую родную землю!