Купи меня
Шрифт:
— А он часто сбегает?
Грант тянет с ответом, а меня пронзает мысль, что это очень даже личное. Я спрашиваю его о прошлом, что влечет разговоры о том, когда Чарльз сбегал и при каких обстоятельствах. А мне не надо этого знать! Ведь у Адама Гранта есть личная жизнь с его невестой, о которой я старательно пытаюсь забыть, или сделать вид, что так и надо. Ничего особенного. Он взрослый мужчина и знает, что делает. Кто я такая, чтобы взывать к совести? Еще и за три миллиона.
— Было один раз, но тогда он…
— Ага, ясно, — прерываю Адама раньше, чем он совершит ошибку.
И так ясно, что жизнь у него была нормальной, раз дожил до этого дня с кучей денег, которые он может тратить так, как считает нужным, и шикарной виллой на лесных склонах с видом на океан. И после того, как мы разойдемся, его жизнь хуже явно не станет.
Это ошибка слушать о прошлом, потому что я у него — временно. И не надо считать, что так будет всегда. Дружеские беседы, воспоминания пусть и нерадостного прошлого — все это объединяет, связывает нитями, которые нам придется рвать уже через три дня. Лучше не впутываться уже сейчас, чем потом рвать по живому.
Выбираюсь из угла.
Под котлом, как и за стиральной машиной, как и в шкафу, за которым скрыто все обслуживающее бассейн оборудование, Чарльза нет. И это плохие новости.
Мы уже исследовали каждый угол дома. И второй подвал был последним вариантом, потому что сидеть на месте невыносимо, а Грант так и не смог вспомнить, закрывал ли он дверь или нет, когда сегодня отнес сюда белье со своей кровати и запустил стирку.
А значит, кот мог в любой момент сбежать и сюда.
Особенно такой эгоистичный кот, как Чарльз. Так и вижу его морду, перекошенную яростью из-за того, что ему так и не достался завтрак вовремя. Конечно, нассать на кровать хозяина было хорошей местью, но этого мало. Чарльз большой кот и весит под пятнадцать килограмм. Вот и месть его должна быть соразмерна. А подлая лужа — оружие мелких усатых товарищей. Мейн-куны способны и не на такое.
Может быть, я зря наделяла кота такими человеческими качествами, но я достаточно хорошо узнала его. На его месте я бы тоже спряталась со злобной ухмылочкой в каком-нибудь темном углу, приговаривая, что вот хрен вы меня отыщете. Еще поплачете, какой у вас котик был, да сплыл. Будете страдать, как я страдал, пока вы совокуплялись у меня на глазах, а я умирал от голода.
— Если бы я была котом… — замираю посреди подвала. — То где бы я предпочла умереть от голода? Какое место вызвало бы у нас наиболее безграничное сожаление о том, что мы сделали?
Брови Гранта взлетают так высоко, что кажется, кожа на лице сейчас лопнет.
— Я пытаюсь представить себя на месте кота.
— Умирающего от голода кота?
—Да, мы ведь его не покормили!
— И как? Уже хочется нассать на кровать?
Прыскаю, но тут же беру себя в руки.
— Как ты можешь шутить в такое время?
Улыбка сползает с его лица быстро.
Кота он действительно любил, не зря же взял с собой. Ни один клиент до него не брал с собой любимых питомцев, когда хотел провести время со мной. Они оставляли всю прежнюю жизнь за пределами моего любопытства, не оставляли ни единого окошка, чтобы я могла заглянуть и увидеть
А Грант взял кота.
Хотя все остальное, наверняка, расхлебывает его невеста. Есть поступки, которые роднят абсолютно всех мужчин.
Грант пинает пустую коробку из-под какого-то очищающего средства для бассейна и пожимает плечами.
— Я просто не знаю, где его искать… Он ведь такой большой! Чарльз занимает половину кровати, когда спит. Он не котенок, чтобы забиться в какой-то угол, и остаться там незамеченным. Да он даже коробки не любит! Сбежал он тогда тоже не специально, просто я уехал и оставил его одного.
Так вот почему он взял его с собой сейчас.
В случае Гранта не запонки с редким камнем приоткрывают мне завесу его жизни. Это с легкостью делает кот, который значит для него больше, чем собственная невеста. Как такое может быть? Не знаю. Это была бы исчерпывающая статья для энциклопедии «1000 и 1 необъяснимый поступок, или что им, этим мужикам, надо?».
— Идем. Здесь его нет.
Киваю и выхожу следом, но дверь Грант все равно не закрывает. Как будто надеется, что Чарльз все-таки забился в какой-то неизученный нами угол, а после выберется.
Бильярд так и стоит разворошенный нашей последней игрой, но сейчас мы проходим мимо. Поднимаемся в гостиную по пяти ступенькам, и Грант снова оставляет и вторую дверь открытой. От мысли, что так он теперь будет поступать всегда в надежде, что это поможет Чарльзу вернуться, ёкает сердце.
Та привычка, которая режет сердце на лоскутки, а после кто-нибудь спрашивает: «А почему ты никогда не запираешь двери?» или «Зачем ты ставишь дверцу для животных, если их у тебя даже нет?». Или «Почему ты бледнеешь, когда я прикуриваю сигару?». И даже «Почему ты отказываешься ехать вместе с ним на огненное шоу, он же столько тебе заплатил за сопровождение?!»
Потому что некоторые привычки обошлись нам слишком дорого.
В гостиной Грант снова ходит по комнате, заглядывая под диван, в шкафы на кухне (ну вдруг сам добрался до консерв). Все это мы уже исследовали. Даже свои спальни. Мою полупустую гардеробную. Даже с опаской выглядывали в бассейн, но ничто не нарушало спокойную бирюзовую гладь.
Раздается неожиданная трель, и Грант нажимает на кнопку возле дверей.
— Босс? Тут кое-кто приехал, — разносится на всю гостиную.
Мне хочется сбежать, чтобы не слышать дальнейший разговор, но мои ноги почему-то будто приросли к полу. И я остаюсь на месте.
— Я никого не принимаю, — отрезает Грант.
Кажется, ему тоже неловко за то, что он вынужден говорить по громкой связи. Почему-то у этой системы не предусмотрели телефонную трубку и какую-то приватность.
— Но это… — возражает охранник.
— Мне плевать! — отрезает Грант.
— Сэр, это лейтенант Джоу, национальная армия.
После незнакомого голоса смолкает даже Грант.
— Не хочу мешать вашему отдыху и простите, что так поздно. Но я обязан предупредить вас о движении огня в лесу, в ста милях к северу отсюда. Жду вас снаружи, сэр. Много времени я не займу.