Купидон с гранатометом
Шрифт:
Да, Богдан, мой когда-то горячо любимый и исчезнувший из моей жизни Богдан, почему ты все еще держишь меня? Ты, Богом данный мне Богдан, для чего ты был мне дарован, почему исчез, зачем не уходишь из изорванной в клочья души моей? Отчего ты не исчезаешь из моего измочаленного и облитого океаном слез сердца окончательно и навсегда? Чего тебе от меня нужно? Моей смерти?
Не хочу я больше помирать из-за твоего отсутствия, слышишь, я жить хочу! Жить вот с этим, прекрасным и щедрым человеком, который тут, рядом, а не с тобой, который остался только в памяти, в мыслях и мечтах.
Хватит, отмечтала я свое, хорош!
Буду жить полноценной жизнью назло всем, назло себе, назло тебе, Богдан, вот уже как три года терзающий меня своим отсутствием.
Жив ли ты или стал небом – прости, я больше так не могу, я ухожу, я прощаюсь с тобой навсегда!
Я расстаюсь с Иллюзией и начинаю дружить с Реальностью.
И вот в этой Реальности, которая начнется прямо сейчас, через какие-то неполные два часа, мне никакой Прекрасной, Великой и Единственной Любви с большой буквы «Л» не надо даром.
Увлечения – пожалуйста, секс – сколько угодно, а вот от Любви – увольте.
Не хочу я её.
Не хочу и всё тут!
Никогда больше не позволю поселиться внутри себя ощущению, что в душу вбили большой ржавый гвоздь под названием Любовь.
Никогда!
Потому как Любовь – это всего лишь предательски манящий огонь свечи, к которому устремляется наша доверчивая и жаждущая тепла душа-бабочка, чтобы, в конце концов, смертельно обгореть в ее коварном убийственном пламени.
Пусть не будет больше у меня этого чувства, пусть! Переживу как-нибудь. Зато у меня уже никогда не будет ни попытки самоубийства, ни тоски, ни слез, ничего!
Пускай меня считают кем угодно. Пускай я сама буду считать себя кем угодно.
Зато какого супруга я себе отхватила – у всех сук в округе происходят обмороки при виде нашего поцелуя.
Голубая мечта достигнута – я, слава небесам, изменилась и стала не такой, какой была.
Все закончилось именно так, как и должно было закончиться: миром, спокойствием и обеспеченной жизнью.
Когда-то давным-давно, минут пять тому назад, у меня еще было желание разреветься.
Но потом оно куда-то исчезло.
И хорошо, и прекрасно!
Зачем плакать, когда уже скоро я стану законной женой замечательного человека и мультимиллионера?
К тому же плачущая женщина вызывает не больше жалости, чем гадкий утенок.
Нет, я не забыла, каким гадким утенком была всего лишь несколько месяцев тому назад. А сейчас… любо-дорого посмотреть.
Поэтому плевать! На всё плевать!
Я – слабая женщина, но очень, оказывается, живучая. Вот поэтому, коли уж я выжила после всего, буду играть дальше. Во что? В жизнь, конечно. Назло всем, кто считал меня уродкой, неудачницей или сбежавшей из психушки.
Какова бы ни была моя история, в ней обязательно будет изумительно счастливый конец.
И не надо убеждать меня, что Настоящая Любовь еще придет.
Да не хочу я ее! Слишком дорогую цену придется потом платить, когда она кончится.
В печку её!
К дьяволу!
В тартарары!
Да здравствует единственный шанс жить по-человечески! Как хорошо быть любимой, богатой, нарядной, ехать в личном лимузине навстречу прекрасному будущему!
Посмотри вокруг, потрогай обшивку салона, принюхайся.
Чувствуешь, как обалденно пахнет кожа?
Классный запах, правда?
Боже, как он мне нравится!
И как мне нравится тот, кто для меня все это устроил и кто сидит сейчас напротив и смотрит на меня влюбленными лучистыми глазами!
Поцелую-ка я его…
А теперь вытру ему след от помады на щеке.
Вот, ничего и нет.
Какая, все-таки, приятная у него улыбка.
Как хорошо, что мы будем теперь всегда вместе.
И как хорошо, что я не влюблена.
Ах, какой, все-таки, приятный запах в салоне!
Никогда не думала, что кожа обивки в авто может так хорошо пахнуть, да еще и быть при этом такой изумительной расцветки.
Сколько сейчас времени, интересно?
Швейцарские, дорогие, наверное, как сто чертей, часы фирмы Auguste Reymond на моей тощей руке показывают ровно двенадцать пополудни. До марша Мендельсона осталось около ста минут – последние мгновения свободы… Глупый Мендельсон, ну зачем ты подарил этот марш своей невесте на свадьбу, ведь свадьба эта ее была не с тобой… вот если бы не подарил – кто знает, может быть, моя жизнь сложилась бы по-другому…
Эти наручные часы мне очень нравятся. Очень. Нет, правда, без дури. И не потому, что их во всем мире всего сто пятьдесят штук. А потому, что на них моя любимая Эдит Пиаф. Необыкновенное, все-таки у нее лицо. И еще – эти ее руки, такие тонкие, нервные, длинные… и двенадцать беленьких точечек по кругу вместо цифр. Класс и шик. А фон ведь точно такой, как обшивка лимузина. Вальдемар недавно признался, что искал тогда, в Швейцарии, именно такие часы для меня, дуры, которая должна за это… ну, все что полагается. Я помню, как он перебирал всякие другие, наверняка многие из них были дороже и моднее, но я вдруг увидела эти – и влюбилась в момент. Тогда, сидя за столом, на котором лысый толстый продавец показывал нам часы, принося их одни за другими, меня как молнией в башку – ТРАХ!!! И все, стали они моими…
Господи, отчего же я все-таки никак не могу по-настоящему полюбить его, Вальдемара моего разлюбезного?! Ну, не могу и все, хоть режь!
Скоро, совсем скоро я буду его законной мегерой…
О, Господи, как же мне тоскливо от этого…
Вру, конечно.
Мне не тоскливо, а хоть криком кричи от счастья.
Стерва, очень красивая и очень-очень-очень несчастная стерва.
Это я и есть.
Еще немного и я умру, сдохну, сгину.
От этого вот сучьего счастья, что я – с ним, с Вальдемаром моим дорогим…