Куплю тебя. Дорого
Шрифт:
Может, весь фокус заключался в том, что он старше меня. В том, что я его просто-напросто боюсь. Или, к собственному стыду, хочу. И одновременно презираю за то, как он обошёлся со мной в ночном клубе.
Во мне ещё живёт желание доказать ему, что он неправильно поступил. Что он ошибся. Но совершенно не понимаю, как это сделать.
— Д-да, — с запинкой подтверждаю, — спасибо.
Пальцы подрагивали, пока я пыталась расправить халат. Не с первого раза попав в рукава, всё-таки сумела одеться. И пока копошилась, ощущала тёмный взгляд Ратмира.
Мне никак не удавалось понять его эмоции. Возможно, он их не испытывает вовсе. Вдруг у него всё умерло внутри?
Что теперь со мной будет? Почему-то мысль о том, что я просто смогу уйти из его квартиры, стала казаться нелепой. Глупой до безобразия.
Сердце билось в груди как бешеное.
— Иди за мной.
Приказ.
Он поворачивается спиной и выходит из комнаты. А я сверкая пятками бегу следом.
Что уж, я высокая. Но Сабуров по сравнению со мной просто гигант. Спешу за его широкими шагами, глубже запахивая халат, потому что утопаю в нём. Это ведь его халат?
Длинный коридор ведёт в кухню. От аромата еды я едва не падаю в обморок.
За плитой замечаю женщину. Азиатка. Она на мгновение оборачивается ко мне и улыбается дежурной улыбкой. Явно видит в этой холостяцкой берлоге каждый день голых девиц в махровых халатах.
— Что желает госпожа? — задаёт она вопрос с ужасным акцентом, через который я с трудом продираюсь.
Испытываю сильнейшее смущение.
Хочется ответить — ничего. Но тогда я рискую захлебнуться собственной слюной. Запахи потрясающие.
— То же, что и мне, — вместо меня отвечает Ратмир.
Я сглатываю.
Пока его помощница по дому варганит еду, я озираюсь по сторонам. Делаю вид, что не замечаю, как Сабуров разбирает меня на атомы.
Кухня серая, огромная и холодная. Мокрые волосы пропитали махровую ткань, и теперь я ёжусь. Сабуров же одет с иголочки.
Создаётся впечатление, что он не вылезает из этого формального стиля. Брюки, рубашка. Тоже белая. Я, как назло, вспоминаю его боксеры и покрываюсь краской стыда.
Перед моим носом раскладывают приборы, а затем ставят тарелку. Глазунья с ярко-жёлтым желтком, ломтики лосося, нарезанное спелое авокадо, тосты с сыром. Чашка кофе и молочник. Не трапеза, а фоточка из инстаграма.
— Ешь.
Очередной короткий приказ.
Так теперь всегда будет?
Вспоминая, в какой руке держать нож, а в какой — вилку, я приступаю к завтраку.
От первого кусочка еды моя душа улетает в рай. Проткнула желток, наблюдая, как он окрасил тарелку. На тост положила ломтик авокадо, нанизала на вилку лосось. Проглотила. Ощущая на языке идеальное смешение вкусов. Даже на секунду прикрыла веки, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие. Как же давно я не пробовала ничего подобного. Свежего. Вкусного. Приготовленного из качественных продуктов.
Насытившись, я сделала глоток кофе. Не понимала его вкуса, но и он порадовал мои вкусовые рецепторы. И только после этого я вспомнила, где нахожусь и кто на меня неотрывно
Глава 31
Отложила вилку, сообразив, насколько жадно ела. Хорошо ещё, что не стала облизывать тарелку.
Сабуров же к своей еде не притронулся. Взирал на меня, откинувшись на спинку стула, постукивая указательным пальцем по столу.
Молчание затягивалось. Оно выводило меня из равновесия. Нервировало.
— Спасибо за завтрак и вообще за гостеприимство, — тараторю, вытирая рот салфеткой, и поднимаюсь с места, — но мне уже пора.
— Сядь. Обратно.
От его тона мои коленки сами собой подкосились, и я осела на стул.
Я его взбесила. Сильно взбесила.
Злость прорывается из него, как вторая сущность Халка, когда доктор Беннер начинал выходить из себя. Но учитывая габариты Сабурова, он таким уже родился.
— Я понимаю, произошедшее вчера с моей стороны было не очень красивым, — никогда не потели ладошки, а теперь потеют, — и я обязательно верну вам долг, если вы что-то заплатили тому… человеку.
Запинаюсь. Задыхаюсь от произнесённой глупости и покрываюсь краской стыда. Он смотрит на меня и видит насквозь.
— Конечно вернёшь, — вкрадчиво подтверждает он, — вопрос: как.
Чую подвох в его словах.
Сабуров поднимается с места, огибает обеденный стол и оказывается за моей спиной. Я напрягаюсь. Вытягиваюсь, словно струна.
Он кладёт руки на стол по обе стороны от меня и наклоняется так, что его губы едва не касаются мочки моего уха. Я чувствую жар, исходящий от его тела, и непроизвольно тянусь к нему в попытке согреться.
— Запомни, ты теперь принадлежишь мне. Если вздумаешь ослушаться, я верну тебя туда, откуда забрал.
– Что значит принадлежу? — уточняю я слабым голосом. — Не в рабство же вы меня взяли.
Он убирает руки, и я понимаю, что даже не вздохнула, пока он нависал надо мной.
— Это значит, что ты делаешь только то, что я тебе говорю. Тогда, когда я тебе говорю. И как я тебе говорю.
Я обернулась посмотреть, не шутит ли он. Нет, не шутит.
Да, конечно, я провернула глупость века. Самый дебильный поступок в моей жизни. Но не думает же он на полном серьёзе, что я теперь его? И, главное, кто? Человек. Любовница. Груша для битья.
Чую, последнее.
Наблюдаю за тем, как он закуривает сигарету по пути на террасу. Огромную и зелёную, несмотря на заснеженные улицы. Он словно уже потерял ко мне интерес. Сказал, что хотел, и забыл.
Стоит себе, опираясь об ограду. Ему кто-то звонит. Он отвечает, прислоняя трубку к уху. И наблюдает. За мной. Будто я диковинное создание, специально доставленное к нему для развлечения.
Улизну от него. Запудрю ему мозги и сбегу. Тоже мне, рабовладелец нашёлся.
Я всё же поднимаюсь из-за стола. Адреналин вновь бахает в кровь, а это значит, что мои тормоза летят к чертям. Чеку сорвало, пиши пропало.