Купол на Кельме
Шрифт:
И тут голос Маринова разнесся над гулкой рекой:
– Греби! Ну же, ну!..
Вода вырвала у Толи весло. Он даже не пытался его поймать. Сидел, скрючившись, на скамье. Ушибся или растерялся? Лодка нырнула в завесу из водяных брызг.
Настя схватила геолога за руку:
– Я их не вижу!.. Где они?
Астахов нетвердыми руками приставил к глазам бинокль:
– Кажется, лодка перевернулась. Дно мелькает… Люди в воде! Там один – правее. Его к берегу несет. Видите – вылезает.
– Это Тихонов, – узнала Настя. – Он был в
– Конечно, мусор всегда всплывает! – проворчал геолог.
– А Маринов где?
Порог гудел однотонно, как громадная динамо-машина, без устали взбивая пену на камнях. Бледный и жалкий Толя на четвереньках выползал на берег.
Маринова не было видно.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
На Тесьме мы с Ириной не были. Все эти подробности заимствованы из письма, которое мы получили из Югры. Но об этом примечательном письме следует рассказать обстоятельно.
Я работал в то время с Николаем на Красном болоте, исправляя упущения парня. Как и всегда, Николай был безупречным помощником, никак нельзя было на него жаловаться. Но насчет самостоятельной работы… Он умолял дать ему на пробу новое задание, торжественно обещал переломить себя. Вы думаете, он справился? Увы, к сожалению, характер так быстро не меняется. Я наблюдал за Николаем не вмешиваясь. Он встал рано поутру, великолепно очинил карандаши, изготовил чудесный шагомер, обстругал его и отшлифовал шкуркой. Потом принялся за карту, поднял рельеф, надписал название крупным шрифтом. Он опять начинал с легкого, приятного, даже придумывал ненужное, вместо того чтобы заниматься основным.
– А Маринов никогда не торопился приниматься за дело. Сначала посидит, подумает, а потом уже начинает описывать. Вот увидите, он похвалит меня, – оправдывался Николай.
Эти бесконечные упоминания о погибшем коробили не только Ирину, но и меня. Пришлось сообщить Николаю правду…
По-видимому, подавленный собственным падением, в душе Николай давно мечтал о возвращении. На следующий день, когда сгладилось первое впечатление от горестного известия, он спросил только:
– Зачем же мы сидим тут?
Левушка, тот воспринял иначе. На глаза у парня навернулись слезы. Он вытянулся, как будто стоял в почетном карауле, и срывающимся голосом произнес:
– Я буду таким, как Маринов.
Ох, как не хватало Маринова! Как трудно было разбираться без него двум таким неопытным геологам, как Ирина и я.
Да, мы записали его советы, мы поняли его метод, выучили правила. Но ведь есть разница между «выучили» и «выучились». Мы твердо помнили: «Глядя на местность, надо искать причины». Но одно дело искать, а другое – найти.
На Красном болоте базальтовая лава прорвала земную кору насквозь. По-моему, не могли там сохраниться резервуары… Но на втором параллельном разломе (назовем его Левушкиным) резервуары могли быть, а признаков нефти не было никаких. Почему? Я предположил, что тут не хватает водонепроницаемой крыши, пластов глины… Нефть, может быть, и была когда-нибудь в трещиноватых песчаниках, но выдохлась – вытекла, высохла, испарилась…
Ирина, однако, и слушать не хотела о таком объяснении.
– Нет, мы обязаны найти! – твердила она.
Маринов умел маневрировать, она не отступала ни на шаг.
Чтобы закончить картирование, пора было отправляться дальше – к истокам, а мы всё бродили по тайге, заглядывали под корни и раздвигали тину на каждой лужице, надеясь увидеть желанную радужную пленку – визитную карточку нефти.
Как раз в тот день, ничего не найдя, мы усталые возвращались с Николаем в лагерь. И вот, не доходя километров двух, мы услышали хруст веток и шаги.
Шаги! Голос! Здесь, в тайге, это событие редкостное. Наверное, кто-нибудь из наших. Но почему же он ищет нас? Случилось что-нибудь?
Конечно, это был один из наших – Тимофей. И, когда он приблизился, я увидел на лице его хитроватую улыбку, как будто он собирался рассказать одну из своих историй «с крючком».
– Однако история «с крючком», – так и сказал он и подал мне мятый конверт, побывавший во многих руках.
Наконец-то письмо из Югры!
«Усть-Лосьвинский район, деревня Ларькино. Геологической партии» – стояло на конверте. Буквы расплылись – вероятно, не раз на них попадали брызги или капли дождя. А почерк знакомый – строчки низкие и размашистые. Посмотрим, что внутри.
«Дорогие ребята! Наконец-то я могу послать вам подробнейший отчет о своих злоключениях в Югре. Фокин доставил меня прямо на конференцию, где был подготовлен разгром с проработкой…»
Что такое? Маринов сам пишет! Какой ужас! Давно нет на свете, а письма от него еще приходят. Когда же все это было написано? За несколько дней до гибели?
Даты нет. На первой странице о собрании. А на последней?
«Вы меня ждите в Ларькине, вверх не уходите. Условия здесь хорошие и отношение хорошее, но я жду не дождусь, когда меня отпустят. Уже ковыляю с палочкой по палате. И главный врач сказал, что трещина в кости срослась хорошо. Здорово я все-таки приложился на пороге!..»
«Приложился»! Разбился, но не убит… Трещина в кости срослась!
– Жив он! Жив наш Маринов! Он жив, Коля!..
Я хлопал по спине Тимофея. Тимофей хохотал, приседая от восторга. Николай глядел недоумевающими глазами, а поняв, пустился в пляс…
Вот и верь устной почте!.. А мы горевали, мучились, пытаясь продолжить дело Маринова. Впрочем, все это теперь не имеет значения. Главное – Маринов жив!
2
Нам пришлось ожидать еще долго – до конца августа. Таежный ас Фокин был занят на другой трассе. И Маринов проделал весь путь снова – до Усть-Лосьвы на пароходе, оттуда на буксире у лошади.