Курган. Дилогия
Шрифт:
Встретив недоуменный взгляд лешего, Ярина кивнула. «Мол, да Дубыня! Русалкам это хорошо знакомо. Кровь мертвых – она тяжела! Под водой, особенно на глубине, она тихонько сочиться из ран. И если побыть рядом с таким утопленником, то потом – нет, хворать не будешь, хворости русалкам неведомы – будешь чувствовать себя плохо…»
– А тут кровь не как от мертвяка – не тяжелая, а живая! – продолжала Русава. – Но не может же раненый человек под водой в водорослях прятаться? Он же наверх, на воздух рваться будет! В общем – непонятно… Подплыла я тихонечко к этим зарослям. А водоросли колышутся, но не как от течения. Я их осторожно раздвинула – мало ли что. В воде всякое встречается – и русалки-лобасты порой в реку умирать приходят. Редко правда, я о таких случаях почти не слышала. Ну вот, траву раздвинула… И тут она как вырвется! И к берегу!.. Я гляжу – Великий Род! – да это ж русалка-берегиня! А мои-то подружки все на озере, дома остались! Значит, какая-то другая берегиня! Конечно, может она с моря в Ледаву заплыла, или с озера. Но тогда зачем прятаться? Непонятно… Да еще кровью пахнет. Я за ней!.. А русалка мечется – не знает куда податься! Еще бы! Когда в русалок обращаешься, так не понимаешь – где ты, что с тобой… Старая жизнь еще не забылась, а к новой привыкнуть надо. В общем – безумие…
– Да, да, Дубыня… – снова пояснила Ярина. – Все проходим через такое. Когда обращаешься в русалку, то себя не сознаешь. Разум и понимание, кто ты теперь, приходят потом. Так что понял тебе, почему мы такой переполох устроили, когда Снежана появилась?
Для лешего эта ночь была ночью открытий. Он слушал внимательно, впитывал каждый звук, а в душе буйными красками играла радость – у него появились замечательные подруги.
– Еле ее догнала! – продолжила Русава. – За руку схватила и не отпускаю. А Снежана вырывается – да не просто так, а хитро! Я и не заметила, как она какой-то замысловатой уверткой свою руку освободила. Я снова хватаю, покрепче… На этот раз не просто, а с ухищрением и двумя руками. Чтоб не вырывалась. Ведь все мы когда-то в вендских деревеньках жили, вендскими девушками были. Всех нас учили когда-то, как без оружия побеждать. Кое-что в памяти осталось, – улыбнулась Русава. – Даже не в памяти! Сразу и не вспомнишь – как правильно надо. Не вспомнишь и словами не опишешь. Знание боя где-то в глубине сидит, и когда надо – само проявляется. В общем, совладала я с ней… А то ведь если не удержать, так чего доброго и в море бы уплыла! А там такие чудища могут встретиться! Не допусти Род их увидеть! Щелкнут пастью – и нет русалочки! Она ж не знает еще ничего: где без опаски можно плавать, а где и поберечься надо. В общем, успокоилась Снежана. Биться и вырываться перестала. Смотрит на меня испуганными глазами. Темными, большими… Сами видели. Я ей рукой показываю – мол, давай наверх, скажу кое-что. Под водой разговаривать не очень радостно, Дубыня. Привычка нужна: и чтоб услышать, и ответить внятно. Не просто под водой говорить. Но можно. А Снежана-то еще молодая! Русалка, конечно, не захлебнется, но снова чего доброго напугается. А оно надо? Нет! Гляжу, она уже вроде как меня понимает и смотрит уже спокойней. Головой мотнула – мол, не хочу наверх. Ну, нет – так нет. Я руку ее отпустила и отплыла не торопясь. Обернулась и машу ей – давай мол за мной! Смотрю – ко мне плывет и руку протягивает. Доверилась. Взялись за руки и сюда потихоньку добрались. Остальное вы знаете.
– Кровь в воде от нее шла? – спросила Ярина.
– Да, пока сюда добрались, рана затянулась. У нее грудь навылет была пробита. Из раны кровь сочилась. Утонула еще живой и обратилась в русалку. Не зверь ее ранил – человек…
Дубыня скривился в пренебрежительной, брезгливой усмешке.
– Вот они – люди! Да разве какая из зверушек будет своих родичей убивать! Да никогда! Не было такого!.. Только росомахи закон нарушают, ну это зверь особый. Он не в счет. Значит, убили девушку? Утонула?
Губы Ярины раздвинулись в улыбке.
– Если бы она на земле умерла, то не было бы ее тут, Дубыня. А так – все по правде. Утонула девушка – в русалку превратилась. Не стал ее Велес судить, и не отправил по лунной дорожке ее душу в Ирий. Наградили ее старшие боги. Теперь она русалка… богиня… Много они ей дали. Значит, безгрешная она.
– Интересно, кто ее так? – Глубокомысленно, задумчиво, ни к кому не обращаясь, сказала Ярина. – И за что?
– Когда-нибудь узнаем, – отозвалась Русава.
– Узнаем… – тихим эхом вторил леший.
Весело потрескивали костерки. Искры высоко взлетали и незримо гасли. Как звезды на рассвете. Дубыня взглянул небо. Эка как! Ночь незаметно пошла на убыль. Луна – во-он аж куда ушла, и некоторые звезды светят уже не так ярко. Что ж, хоть до лета еще далеко, но оно уже дает о себе знать. Летние ночи на севере короткие. Богине ночи – Купальнице – недолго осталось властвовать и покрывать землю тьмой. Это зимой ночи глухие и беспросветные, а сейчас все не так. Луна на небе полная, светлая. Звезды яркие. Хорошо освещают и лес и озеро. Однако за разговорами и не заметили, как время пролетел. Еще недолго и рассвет.
Дубыня задумался: «Эх, как бы узнать, что со Снежаной произошло. Может лесных жителей поспрошать? Может, кто видел, что произошло? А если…» Размышления лешего прервал голос Русавы. Она стала рассказывать о том, что видела еще, и что ее – бесстрашную русалку! – обеспокоило и даже напугало.
– Я когда от моря возвращалась, плыла вдоль берега, на котором Гнилая Топь лежит. Это болото мне всегда не нравилось. Не знаю почему… Когда там бываю, то стараюсь быстрей проскочить. Хотя раньше ничего неприятного там не встречала. Ключи подводные кое-где бьют. В общем-то чистые. И даже болотная вода, что иной раз после дождя в Ледаву стекала, всегда без особого запаха была. Так, тиной несет немного – и все. А вот прошлым вечером!.. – Русава наморщила нос. – Прошлым вечером там такой запах был! Не передать!.. Гнилостный запах! Похоже, будто трупы в болоте разлагаются. Уф! – Русалку передернуло. – Никогда такого не ощущала! Запах трупный и еще каким-то кислым дымом несло, тухлятиной и еще не поймешь чем! Ну что ж, надо знать, что окрест нас происходит. Отчего вечером ни стрекота сорочьего, ни иных звуков – чем лес всегда полон, не было. Затем в Ледаву и отправилась – выяснить да посмотреть. И вот вижу, что у Гнилой Топи, там, где раньше подводные ключи чистые били, вместо них какая-то мутная желтая жижа течет. Густая. И главное переливается радужно! Запах от нее! Не передать! Резкий такой смрад, и в него сладковатый впутывается – мертвечиной несет. Это от воды-то ключевой! И вся эта желтая жижа в море уходит. Я подумала, хорошо, что Гнилая Топь у самого устья лежит. Иначе в Ледаве вся рыба бы передохла! Думаю, морская вода с этой напастью совладает. Растворит. Но жижа – это одно. Это цветочки… Как только я вынырнула, меня будто обухом по голове вдарило! Такое там зло, такая ненависть в воздухе витает! Так страшно стало! Не передать!.. Будто я у саратана в пасти, и он меня пережевывать готовиться! Даже не так, даже страшнее!.. А я ведь редко чего пугаюсь – не такая. То-то все зверье от тех мест ушло. Да что там от тех! У нашего озера никого нет! Ты заметил, Дубыня? Должен знать, что твои подданные заранее все чуют. Пожар, например… Вот и тут, все разбежались как от огня.
– Во-от оно что… – протянул леший. – А я-то гадаю, чего это они так напугались?! Вот откуда это идет! С Гнилой Топи тянется…
– Это не все, – торопливо и значительно сказала Русава. – Сейчас еще кое-что расскажу. Не простое это зло, что в воздухе витало. Самое страшное впереди… Поплыла я тихонечко, с опаской. Мало ли что. Думаю, что это может быть, и что делать. На другом берегу Древняя Башня стоит. А на отмели какие-то люди сидят. Костер у самой воды развели. Не иначе как уху варят. И как они этого зла не чуяли? Не понимаю! Весь воздух им пропитан. Может просто они далеко от Гнилой Топи сидели? Ледава-то широкая. Или просто люди не могут так чувствовать как мы? Не знаю… Так вот, плыву дальше – на Гнилую Топь оглядываюсь. Вдруг раз! Откуда-то из ее середины что-то ка-ак вылетит! Да как завопит!.. Думала, оглохну. Что такое – не пойму. Неведомое! Жуткое! Будто призрачная тень! Медленная, вязкая… Переливается. Чем-то с медузой схожа. И висит над болотом, колышется. Пригляделась, а в ней какой только нежити нет! И все они в этой медузе призрачной слились. Шевелятся. Какие-то крылья, когти, клыки. И все слизью перемазаны. Брр! Противно! Еще будто в ней призраки людские… Мне не передать – это видеть надо. Повисела эта тень немного и вдруг как рванет на тот берег, к Древней Башне! Смотрю, она над ней пролетела, с шелестом таким, а за ней грохот, визг, скрежет! В нем все смешалось! Думаю, он даже камни бы расколол, гул этот. Хорошо, что он за тенью тянулся, от меня. Иначе бы точно оглохла! Тень на полуночь полетела – в леса. И вдруг – будто растаяла! А перед тем как исчезла, от нее какие-то призраки – вроде бы женские – к людям на том берегу бросились. Накрыли их. Хоть и вечер, но хорошо все видно. Ах, да! – спохватилась Русава, – мы тебе, Дубыня, об этом говорили.
– Да и я могу в ночи все что хошь разглядеть, – ответил леший. – Ты не отвлекайся. Продолжай!
– Вот, накрыли эти женские призраки людей. Кружат над ними, слышно как будто что-то верещат. Будто вороны пронзительно каркают. А люди онемевшие сидят. Даже не шевелятся и от призраков не отмахиваются. Видимо ничего не чуют. И вдруг из Гнилой Топи будто вздох раздался – будто стон. Громкий такой, сильный. И сразу же какой-то черный пузырь из болота выпучился, и к берегу потек. Медленно, как смола. Ползет, хлюпает, деревья ломает. Дополз до воды и остановился. А я уж и не знаю, что делать! Ладно, думаю, деру дать всегда успею! Погляжу… И вдруг опять застонало. И от стона этого смотрю, вода у берега поднимается, в высокую волну обращается. Будто огромная лапа в реку окуналась, воду зачерпнула и погнала ее! И как пошла вода тот берег! На людей! Идет, и растет на глазах!
Русава не удержалась и взмахнула рукой, показывая какой огромной была та волна.
– О-го-го! В море такой высокой волны не увидишь. Ну, думаю, наверняка всех людей на том берегу щас как букашек смоет! Дошла волна до того берега и по обрыву кА-ак даст! – Русава стукнула кулаком по пню. Показывала, как сильно ударила волна. – Сразу пласт земли рухнул! Вода – она сильная, хоть и кажется мягкой. Чтоб ты знал, Дубыня: океанские волны – они скалы ломают. Обрыв обрушился, и сразу все стихло. И черный пузырь в середину болота втянулся. Будто и не было ничего… Вот, что я там видела. Что скажете?
Русалки молча пожимали плечами. Мало им напастей! Только и гадай – войдут в Ледаву саратаны, иль нет. А тут еще из древнего болота невесть что на белый свет выглянуло и в лесу скрылось. А у обычно словоохотливого Дубыни не было слов. Все они куда-то исчезли. То, что сейчас рассказала Русава, звучало столь необычно и устрашающе, что он даже не мог сообразить – что можно ответить. Ни о чем подобном леший в своей длинной жизни не слышал.
– Но это еще не все! – продолжила Русава. – Слушайте дальше. Волна схлынула, Ледава успокоилась и на Гнилой Топи все как прежде стало. Смотрю, люди, что на том берегу были, уже на обрыве стоят. Значит, успели убежать… Все, думаю, надо подальше от этого болота держаться. Один раз пронесло, так в другой раз не повезет. Только повернулась, и нырять собралась, как глядь! Что такое? На берегу что-то валяется. Темное, не разобрать что. А ведь ничего на этом месте не было! Я точно помню! Подплываю с опаской, смотрю… А там, у самой воды, человек лежит, без сознания! Вроде в мороке пребывает. Одет как-то странно… Сколь лет живу никогда таких нарядов не видела. Даже иноземные купцы, что в Виннету заходят, и те так не наряжаются. И оружия при этом человеке никакого нет. Ну лука, ни даже простого ножа… Это в лесу-то! Но дело не в нем, не в мужчине этом. Человек – он и есть человек. Чего о нем думать? Не нашего он мира, не мира духов. Помрет – так помрет. Велес сейчас его дела рассудит. Если выживет, то на велесов суд позже отправится. Все равно от судилища никуда не денется… Но вот откуда этот человек у Гнилой Топи взялся? Сами ведаете: туда по доброй воле никто не ходит. Ни человек, ни зверь. Средь людей на это болото давно запрет наложен. А звери сами этой трясины избегают. Может, он с корабля какого? Так ведь до всего этого морока на берегу никого не было! Не знаю… И вот тут – раз! – слышу, будто бы что-то в воздухе прошелестело. И сразу же шорох, будто кто-то елозит. А потом скулеж донесся, тихий такой…