Курляндский бес
Шрифт:
Потом Ян стянул с него сапоги, уложил его и сел рядом на табурете, вооружившись молитвенником. Это был старый молитвенник, католический, и Ян негромко выговаривал латинские слова, почти не понимая смысла, но веря, что в них заключена спасительная святость. Граф слушал и иногда поправлял. Потом граф позволил накормить себя обедом и почти без возражений съел ужин.
Присланному из замка слуге Ян объяснил, что графский желудок опять не выдержал герцогского угощения.
– Не он один мается! – засмеявшись, сказал слуга. – Этот чудак-датчанин сварганил такое блюдо, что не всякое брюхо справится! Так и скажу ее высочеству – еще один страдалец нашелся. Стало быть, будут музыкой баловаться без господина ван Тенгбергена.
– Что же будет с господином
– А надо бы… – задумчиво сказал посланец.
Повар появился на следующий день и очень просил Яна допустить его к господину графу. Ян подумал и решил, что Аррибо может как-то развлечь питомца.
– Я книжку принес, – жалобно сказал златокудрый повар. – Не знаю, оставят меня в замке или придется спешно уезжать из Гольдингена. Книжка просто прекрасная! Это враги, они чего-то подсыпали в начинку! Может быть, мне поехать в Испанию? Там меня оценят по достоинству? Испанский язык мне прекрасно дается! Послушайте, я правильно выговариваю?
Он открыл книжку на середине и стал старательно читать:
– «Как истый студент Алькала, дон Клеофас, кипя отвагой, спросил: «Ты дьявол из простых или из знатных?» «Даже из весьма знатных, – отвечал бесовский сосуд. – Я самый знаменитый бес и в этом и в подземном мире». «Ты Люцифер?» – спросил дон Клеофас. «Нет, то бес дуэний и эскудеро», – ответствовал голос. «Ты Сатана?» – продолжал спрашивать студент. «Нет, то бес портных и мясников», – снова ответил голос. «Ты Вельзевул?» – еще раз спросил дон Клеофас. А голос ему в ответ: «То бес притонодержателей, распутников и возниц». «Так кто же ты – Баррабас, Белиал, Астарот?» – спросил наконец студент. «Нет, те старше меня по чину, – отвечал голос. – Я бес помельче, но во все встреваю; я адская блоха, и в моем ведении плутни, сплетни, лихоимство, мошенничество: я принес в этот мир сарабанду, делиго, чакону, бульикускус, соблазнительную капону, гиригиригай, самбапало, мариону, авилипинти, цыпленка, обоз, брата Бартоло, карканьял, гвинейца, щегла-щеголька, шутки, дурачества, потасовки, кукольников, канатоходцев, шарлатанов, фокусников – короче, меня зовут Хромой Бес». «Так бы сразу и сказали, – заметил студент, – не пришлось бы долго объяснять. Покорный слуга вашей милости – я давно мечтаю познакомиться с вами…»
– Господин Аррибо, перестаньте читать всю эту бесовщину, – потребовал Ян. Он, как многие жители Голландии, знал испанский язык, хотя и хуже, чем граф ван Тенгберген.
– Нет, пусть читает, – возразил граф. Испанская речь каким-то образом стала его успокаивать, и он не хотел расставаться с голосом, так забавно вещавшим по-испански.
И Аррибо, трогательно поблагодарив, продолжал чтение.
Он читал, а граф ван Тенгберген слушал – и звуки испанской речи, словно волны, несли в душу покой и радость. Душа взлетела – и вместе с Хромым Бесом и студентом Клеофасом, что спас нечисть из колбы в жилище алхимика, опустилась на верхушку колокольни храма Святого Спасителя, самого высокого сооружения в Мадриде. Там Хромой Бес пообещал дону Клеофасу показать все чудеса и безобразия, творимые ночной порой в Мадриде. И с помощью дьявольских чар он приподнял крыши зданий, точно корку пирога, состряпанного на манер «гроба» повара Аррибо, чтобы показать всю мясную начинку славного города, всех его развратников, жуликов, воров, бездельников, чудаков и гордецов, как будто в Мадриде не осталось ни одного приличного человека.
Наконец Аррибо ушел, оставив книгу. Ян отправился хлопотать насчет обеда, а граф взял книгу и до самого вечера читал ее и перечитывал.
Книга оказалась неожиданно радостной. Душа, провалившаяся было в мрачный трюм с ослиными мордами, вылетела оттуда, как мячик, и пошла скакать по воображаемым крышам.
Представив себе, как под очередной растаявшей кровлей мужчина и женщина безобразничают в постели, граф расхохотался.
Улыбка не сходила с его розовых губ, пока он не дочитал книжку до последней строки. Пожалев, что история так скоро окончилась, граф принялся читать сначала, потом
До ночи он перечитал «Хромого Беса» шесть раз, и с каждым разом – все радостнее.
А когда стемнело и все мирные жители Гольдингена улеглись спать, граф ван Тенгберген вышел из дома.
Он знал, что по соседству собрались чинить крышу. И что к стене уже прислонена высокая лестница-стремянка.
Глава десятая
Дюллегрит и не подозревала, что способна с такой силой ревновать.
Как всякая девочка, она увлекалась сперва мальчиками, потом юношами. Последним увлечением был танцовщик Йоос Рейсинг. Когда Длинный Ваппер привел Йооса, Дюллегрит не было еще пятнадцати. Она уже тайно от всех целовалась с другим танцовщиком, фламандцем Дирком. Но Дирк предпочел дочь булочника Антье и обручился с ней. Правда, ничего из этого обручения не вышло – Антье, подумав, предпочла плясуну подмастерье собственного батюшки; плясун будет разъезжать бог весть где, оставляя дома с детишками, а подмастерье со временем станет цеховым мастером.
Так что Дюллегрит, почти не расстроившись, стала строить глазки новичку Йоосу. Замуж ей было рано, брат и мать твердо сказали – не раньше чем исполнится шестнадцать, и у них с Йоосом хватило благоразумия не слишком увлекаться поцелуями.
Но Йоос был невысок, коренаст и коротконог. При этом прыжки делал неимоверной высоты, ни одному итальянскому плясуну такие и не снились, длинноногий Никласс так не умел. Им можно было увлечься, более того – можно было желать выйти за него замуж. Но Дюллегрит очень хорошо себя понимала. Ей, как всем соседкам-ровесницам, хотелось замуж, более того – она была убеждена, будто это необходимо, как только исполнится шестнадцать, а если до восемнадцати даже ни с кем не обручишься, то ты – унылая старая дева. Йоос был подходящим женихом еще и потому, что хотел жениться. Кроме всего, он бы не стал запрещать супруге заниматься танцами.
Дюллегрит Пермеке спокойно ждала шестнадцатилетия, когда Никласс Пермеке объявил, что труппа едет танцевать при дворе курляндского герцога.
Когда те, кого вез туда граф ван Тенгберген, собрались вместе и Дюллегрит увидела графа, у нее вылетели из головы все мысли, кроме одной: пропала, совсем пропала! Она влюбилась в красавца так, что сама удивилась – откуда в душе столько страсти?
Вместе с любовью на девочку обрушилась ревность. Дюллегрит видела, что граф охотно проводит время с двумя бегинками. Сестру Денизу она в расчет не брала – Дениза слишком была похожа на самую настоящую монахиню и вела себя не как живая женщина из плоти и крови. А вот сестра Анриэтта… Эта была хороша собой и уверена в своей красоте. Дюллегрит, наблюдая за ней, обнаружила, что бегинка поглядывает на ее брата Никласса, а Никласс – на бегинку.
О том, что Никласс и сестра Анриэтта вдруг стали близки, Дюллегрит узнала, подслушав разговор танцовщиков, которым брат сдуру похвалился победой. Танцовщики обсуждали воображаемое богатство бегинки – одни перстни на ее пальцах стоили целое состояние. Они слыхали о бегинках, которые выходили замуж, и уже делили приданое Анриэтты – сколько уйдет на покупку дома в Антверпене, сколько – на новые костюмы для труппы. Дюллегрит вздохнула с облегчением, но Длинный Ваппер вдруг стал сварлив, злобен, чуть ли не с кулаками набрасывался на товарищей, и всем стало ясно – приключение с сестрой Анриэттой завершилось; судя по всему, новый любовник ей не понравился. Дюллегрит опять насторожилась.
Когда вся компания графа ван Тенгбергена прибыла в Гольдинген, Дюллегрит с Дирком прогулялись по городу и посмотрели, кто где поселился. Оказалось, что между домом, половину которого сняли бегинки, и другим, где снял две комнаты граф, сотни две шагов. Это девочке сильно не понравилось.
Потом танцовщикам отвели помещение и время для репетиций с герцогским оркестром. Сердитый Никласс гонял всех чуть ли не с плеткой, и Дюллегрит, почти не покидая герцогского замка, очень беспокоилась о графе.