Курляндский бес
Шрифт:
Домой они возвращались молча – не на улице же говорить о таких делах. Дома, снимая покрывало, Дениза задала Анриэтте лишь один вопрос:
– Сегодня?
– Может быть. Он от Старого Гольдингена поедет в лес к углежогам, хочет по дороге настрелять дичи и поужинать там у костра. А на обратном пути…
– Намекнул?
– По-моему, намекнул. Но с ним же не угадаешь – немец, будь он неладен! Как будто у него впереди целая вечность!
– Нужно привести тебя в порядок.
– Да. Голову я мыла вчера. Скажи хозяйке – пусть велит принести большую лохань и даст
– Сейчас. И свежие простыни.
– Простыни тут гадкие. Их крахмалят до того состояния, что они – как деревянные. Это ужасно.
– Да, это не голландское полотно. Это здешний лен.
– Я не представляю, как лежать с мужчиной на этих простынях!
– Нам надо было привезти простыни с собой. Я об этом не подумала.
– Нам надо узнать у здешних дам, можно ли раздобыть хорошее постельное белье ближе, чем в Варшаве!
Анриэтта нервничала, злилась, выплескивала недовольство – ей нужно было изругать все и всех, чтобы к приходу герцога стать милым и кротким созданием, помышляющим лишь о любовных утехах. Дениза это понимала.
– Где наш кипарисовый ларчик? – спросила она.
– Я его поставила на подоконник. Я мазала губы бальзамом… Бальзам! Там в баночке почти не осталось! Это ужасно – здесь такая вода, что изводишь на себя банку за банкой!
– Сейчас посмотрю в сундуке.
Пока подруги готовились к визиту герцога, стемнело.
Их жилище состояло из трех маленьких комнат. Пока интерес герцога к Анриэтте не проснулся, они спали в одной кровати. Сейчас следовало устроить постель для Денизы в комнатушке, больше похожей на чулан. Они стали перетаскивать туда одну из двух перин, и тут очень не вовремя в окно постучали.
– Боже мой, он… – прошептала Анриэтта. – Как некстати…
– Иди в спальню! – приказала Дениза. – Я его встречу. Иди, иди…
Она взяла фонарь и вышла во двор. Но это оказался не герцог Якоб – перед крыльцом стоял бродячий точильщик ножей и ножниц, с колесом, как полагается, в широкополой шляпе, скрывающей лицо.
– Самое время точить ножи, – сказала Дениза. – Ступай, добрый человек, своей дорогой.
На всякий случай она скользнула левой рукой под покрывало – на ремешке, которым была подпоясана черная ряса, висел небольшой нож.
– Здесь живут сестры-бегинки? – спросил точильщик.
– Да, здесь. Если хочешь, приходи утром – хозяйка найдет для тебя работу. А мы кухонных ножей не держим.
– Вижу, что пришел не вовремя. Уже липы цветут, – точильщик огляделся и вдруг перешел на французский язык. – Хорош городок Гольдинген, но Париж прекрасен в пору цветения каштанов.
– Входите, сударь, скорее входите…
– Поесть ничего не найдется?
– Да, конечно, конечно!
Дениза и Анриэтта не завели настоящего хозяйства, для них стряпала владелица дома, но вино, бисквиты, миндальное печенье у них всегда были, а для герцога, которому после страстных объятий захочется подкрепиться, припасли немного холодного мяса – жареной дичи и ветчины. Фрау Беверинг дала им с собой корзиночку с большим куском
Большая печать из красного воска была бегинкам знакома – три пентаграммы.
– Это следует передать курляндскому герцогу в том случае, если станет известно, что шведы взяли Варшаву, – сказал точильщик. – Личное письмо его высокопреосвященства, явно с кое-какими предложениями. Обстановка в Польше каждый день меняется, если так пойдет дальше – Европа останется без Польши, и его преосвященство хочет извлечь из этого хоть какую-то выгоду.
– Будет сделано, – ответила Дениза. – Как передать ответ?
– Пароль тот же. Но, скорее всего, ответа не будет – его высокопреосвященство по действиям герцога поймет, приняты ли предложения.
– Я поняла. Сейчас мы приготовим вам постель.
– Не надо, сударыня. Я должен к утру быть в Виндаве.
Точильщик стал складывать в суму свое имущество.
– Это же безумно далеко. Вот, возьмите. Это наши заметки о курляндском дворе и о московитах.
Стопка листков была довольно пухлой – Дениза и Анриэтта записывали все, что слышали при дворе о союзе с русским царем.
– Благодарю. В Пильтене я сменю лошадь. Вы же не думаете, что я пришел сюда пешком? Я оставил коней и своего спутника в четверти лье от вашего дома. В Виндаве сяду на «Рысь» и отправлюсь в Стокгольм. «Рысь» отплывает не позднее полудня, капитан мой знакомец. На судне и высплюсь. Простите, мои дамы, я должен вас покинуть.
Точильщик очень галантно поцеловал руки бегинкам и поклонился с грацией придворного кавалера. Потом он вскинул на плечо точильное колесо и вышел.
Дениза внимательно изучила печать.
– Ты боишься, нет ли тут подвоха? – спросила Анриэтта. – Думаешь, откуда он узнал, где мы живем?
– Он, наверно, несколько часов бродил с колесом по Гольдингену. Ему любой мог сказать, где поселились бегинки… Я о другом. Что, если герцог не примет предложения синьора Мазарини? В каком положении мы окажемся?
– В гадком положении мы окажемся… Не напоминаем ли мы тебе две пешки, которыми игрок решил пожертвовать? Если герцог примет предложения – значит, нам повезло и мы готовы и впредь выполнять приказы его преосвященства. Если не примет – в лучшем случае выгонит нас из Гольдингена…
– Да… И бежать некуда.
– В Швецию, – предложила Анриэтта. – У нас есть средства, мы можем забраться в глушь, потом – в Данию, потом – доплыть до Ирландии…
– И через океан?
– Через океан…
Подруги обнялись. Они умели отличать фантазии от печальных и тягостных положений, в которые ставит человека жизнь.
– Синьор Мазарини там до нас не дотянется. Но что мы там будем делать? Кому там нужно наше мерзкое ремесло? – спросила Дениза. – Мы даже не сможем выйти замуж – какие из нас жены? И ты, и я вряд ли способны полюбить – разве что терпеть, но надолго ли нас хватит?