Курляндский бес

Плещеева Дарья

Дюллегрит промолчала.

– Если ты хочешь, чтобы у тебя с твоим милым что-то получилось, слушайся меня, – велел Аррибо. – Я дурному не научу. Ты совсем молоденькая, ты от любви ума лишилась, я это понимаю. А добрый дядюшка Аррибо тебе поможет. У меня сестренка твоих лет – я вот тебе, дурочке, помогу, а потом, может, если она глупостей наделает, другой добрый человек сестренке поможет… Ты пойдешь к бегинкам, а я скажу Никлассу, что знаю, которая из гольдингенских девиц бегает к графу в сумерках… Ночью все кошки серы и все девицы хороши. Тем более

что две последние ночи, кажется, были безлунные.

– Было это в Мадриде, в конце июля, – отрешенно произнес граф. – Только что пробило одиннадцать вечера – зловещий час для прохожих, а в темную, безлунную пору самое подходящее и законное время для темных делишек и шуточек со смертью.

– О Господи… – прошептала испуганная этой цитатой Дюллегрит.

– Он слишком любит книги, – шепотом же ответил ей Аррибо. – Я тебе помогу, а ты выполнишь одно мое поручение…

Глава тринадцатая

Граф ван Тенгберген был абсолютно счастлив.

Его окружала отличная свита – верный Ян, замечательный Арне Аррибо, с которым так хорошо скакать по крышам и наблюдать за безобразиями, и еще милый бесенок, которого, кажется, зовут Маргаритой.

Аррибо что-то объяснял про репутацию бесенка, но это были наивные рассуждения – не все ли бесу равно, что о нем скажут люди? И даже более того – чем глупее их измышления, тем веселее!

Как-то так сложилось, что граф ван Тенгберген не имел обычных отношений с женщинами. Когда ему было пятнадцать, его совратила двоюродная сестра матери. Он понял, что совершил великий грех, и душа, желая спасения, придумала дивный аргумент: «Это не я!»

Затем было еще несколько неблаговидных поступков, от которых юный граф отмахивался: «Это не я!» И вдруг стряслась беда, граф задал себе вопрос: если тот, кто носит мои штаны и моей рукой вынул три гульдена из материнской шкатулки, – не я, то где же я? С этим вопросом граф так и не справился…

Его спас Дон Кихот Ламанчский, и два года этот самый Дон Кихот был подлинной сутью молодого графа, навязав, кроме множества добродетелей, и строгое воздержание. Но Рыцарь печального образа покинул его, бросил на произвол судьбы. Зато явился иной спаситель – и оправдал все шалости плоти, какие только возможны.

Оказалось – то, что служило источником стыда, на самом деле источник радости.

Бесенок сперва был пуглив, потом освоился и сумел разделить радость. Так что Аррибо, предложивший разлуку, был неправ. Странно, что бесенок с ним в конце концов согласился и пообещал прибегать в гости по ночам, благо бежать совсем недалеко.

– Все складывается просто прекрасно, ваша светлость, – сказал Аррибо. – Я сумею договориться с этим дуралеем Пермеке. Часть ночи мы будем проводить на крышах, а другую часть вы посвятите купидоновым проказам.

– Вы истинный друг, дон Аррибо, – ответил граф.

Перед ним стояла задача – перелететь через Алексфлусс. Он несколько раз уже, стоя на краю крыши, собирался отправиться в полет,

но что-то мешало, тревога вдруг возникала – совершенно непонятная. Даже вспомнилось поверье – нечисть боится текущей воды, тем более – так стремительно текущей, а Хромой Бес – доподлинная нечисть…

Аррибо увел бесенка, после чего граф, не имея в тот день особых дел в замке, до вечера валялся на постели, то спал, то читал во дворе книжку. На вопросы Яна он отвечал: все отлично, нужно же когда-нибудь и отдохнуть.

Бегинки после роскошного обеда у бургомистра пытались прийти в себя: Анриэтта считала, что придется лечь в постель, Дениза была уверена, что поможет неторопливая прогулка вдоль Алексфлусс. Они еле брели, ловя себя на том, что дыхание отяжелело; а ведь нельзя было отказать гостеприимным хозяевам, подкладывавшим на тарелки самые жирные кусочки.

– Я сейчас сяду на траву и буду сидеть, пока не приду в себя, – пообещала Анриэтта.

– Мы можем заглянуть к графу ван Тенгбергену, – догадалась Дениза. – Ян вынесет нам табуреты!

Графа они нашли на берегу Алексфлусс с книжкой.

– Хотите, я почитаю вам вслух? – предложил он.

– Хотим, конечно! – сразу согласилась Анриэтта, которой после отличного немецкого обеда говорить – и то было не под силу.

И ей, и Денизе было все равно, что слушать, – лишь бы сидеть на табуретах.

– Скачок четвертый! – по-испански провозгласил граф и усмехнулся с лукавым прищуром. – «Оставим обоих приятелей в харчевне, где они завтракают, отдыхают и, не платя ни гроша, требуют птичьего молока да жареного феникса, и посмотрим, что делает наш удачливый чернокнижник, но незадачливый астролог. Встревоженный ночным шумом на чердаке, он поспешно оделся и, поднявшись наверх, обнаружил разорение, содеянное домашним бесом: колба разбита вдребезги, бумаги залиты, а сам Хромой исчез». Слышите, мои сеньоры, исчез! И носится по крышам!

Граф рассмеялся, и в смехе была совершенно непонятная бегинкам издевка.

– Слушайте дальше! «И в то время как он сокрушался и причитал, пред ним предстал бесенок Левша, служивший на побегушках у Сатаны, и сказал, что Сатана, его повелитель, целует астрологу руки и велит передать, что-де его, Сатану, уведомили о бесстыдной проделке Хромого и он уж проучит негодника, а пока посылает другого беса взамен». Сатана врет – никто не может заменить Хромого Беса.

Таким образом, поминутно отвлекаясь, смеясь и подмигивая, граф прочитал порядочный кусок книжки.

– Вы читаете лучше любого актера, – сказала ему Анриэтта.

– О да, моя сеньора, я сам – отменный актер!

Решив, что испанской литературы на сегодня хватит, бегинки простились с графом. Им полегчало, и они уже могли на ходу разговаривать.

– Графа словно подменили, – заметила Дениза.

– Он увлекся книжкой. Он ведь очень молод, легко увлекается, – ответила Анриэтта.

– У него глаза стали какие-то хитрые.

– У него такой разрез глаз – они от природы раскосые.