Курсант: назад в СССР 2
Шрифт:
— А как на нее не злиться? — злобно усмехнулся Соболев. — Смотрите, какой я был.
Он кивнул на пожелтевшую фотографию в рамке на стене, с которой улыбался молодой статный парень в заводской робе с лицом работяги, будто бы с советского плаката.
Трудно было узнать в том парне нынешнего Соболева.
— Верочка была красивой и за ней мужики увивались, — начал свой рассказ Константин. — Я внимания не обращал, а когда стал инвалидом, стал на многое обращать внимание. Дома ведь целыми днями сидел, а она вечерами задерживаться стала. Все говорила, что родительские собрания, которые она проводила в школе, затянулись. Я хотел ей верить, но потом в
— А теперь? — спросил я.
— А теперь не стыдно. И так на самом дне, ниже некуда…
— Вы знаете, с кем она встречалась? — продолжил опрос Погодин.
— Да откуда ж. Знал бы убил… Один раз видел, как ее Волга белая, ГАЗ-24, подвезла к дому. Я на лавочке во дворе сидел — соседи пожалели меня, спустили во двор. Не ожидала она меня на улице встретить. Смутилась, сказала, что такси это. Только я в машину глянул, когда она мимо проезжала совсем близко, не было там счетчика. Странное такси получается, без счетчика-то…
— Кто был за рулем? — оживился я. — Вы номер не запомнили?
— Не разглядел я, он морду отвернул, а на номера нет привычки смотреть. Да если бы и посмотрел, столько времени уже прошло…
— Больше никого возле Веры не видели. Может, сама что-то рассказывала или кто из знакомых?
— Никого не видел, а от нее слова в последнее время не вытянуть было. Совсем отстранилась. Я вон, с Мурзиком чаще разговаривал, чем с ней.
— Ясно, — я встал. — Спасибо, вам Константин Сергеевич за оказанное содействие. У меня будет еще к вам необычная просьба. Навестите все-таки Андрея. Приведите себя в порядок и побудьте с сыном. Он матери лишился, не лишайте его, пожалуйста, и отца. Хорошо?
Глаза Соболева покраснели. Он провел по ним рукой и отвернулся:
— Всего хорошего товарищи милиционеры. Выход знаете где.
Мы вышли на лестничную площадку. Соболев не стал провожать. Только закрыли дверь, как услышали звон и грохот из квартиры. Я рванул дверную ручку и, заскочив внутрь, бросился на кухню. Соболев, тяжело дыша, держал в руке табурет. В углу рассыпались по полу раскуроченные части самогонного аппарата.
Глава 9
На “переговоры” с отпрыском Зинченко кроме Погодина, я взял еще и Быкова. Как-никак он его школьный товарищ, поможет нам выманить негораздка из-под папиного крыла. Объяснил Антохе ситуацию, и тот без проблем согласился.
Парадная подъезда в доме, где обитала семья Зинченко напоминала холл солидного учреждения. Пафос мраморной отделки стен и настенные светильники в виде факелов резали глаз непривычной роскошью.
Я невольно залюбовался. Даже в мое время “прихожки” элитных домов попроще выглядели. Пока обычные советские граждане ютились в бараках и коммуналках и были несказанно рады получить отдельную квартиру в панельной хрущевке с тонюсенькими промерзающими стенами, без лифта, с крошечной кухней и смежными комнатами, для некоторых категорий был доступен совсем иной уровень комфорта. В пресловутых сталинках размещали привилегированную касту. Помимо номенклатурных работников в нее входили (считаю, вполне заслуженно) академики, ведущие медики, дипломаты, писатели, художники, а также генералитет и директора значимых предприятий. В СССР все были равны. Рабочие равны между собой. Элита между собой…
Лифт напоминал маленькую уютную комнатку, отделанную под красное дерево
Погодин присвистнул:
— Живут же люди… А мы с мамкой в коммуналке ютимся. Мне квартиру не дают, хоть и милиционер. Потому что семьи нет.
— Так в чем же дело? — я посмотрел на напарника с хитринкой. — Женись, может хоть прыщи пройдут.
Погодин скривился, но промолчал. Лифт вынес нас на пятый этаж. Лестничная площадка больше напоминала просторный холл. Вот и нужная дверь. Обита материалом, похожим на кожу. Скорее всего натуральная, вряд ли дерматин.
Мы с Погодиным спрятались за углом, а Быков нажал кнопку звонка, стилизованную под бронзу. Послышалась мелодичная трель. Другой дом, и “музыка” другая.
Щелкнул замок, и на пороге в велюровом халате “падишаха” нарисовался сам Зинченко. Я краем глаза наблюдал за происходящим, чуть высунувшись из-за стены.
— Здравствуйте, Сергей Сергеевич, — как можно дружелюбнее проговорил Быков. — А Женя дома?
Холеная морда номенклатурщика вытянулась:
— Быков? Что ты здесь делаешь? Зачем тебе мой сын?
— Да так, — улыбнулся Антон. — Сто лет не виделись. С выпускного, считай. Вот хотел повидать старого школьного товарища.
— Что-то я не припомню, чтобы вы были друзьями. Что тебе от него надо?
Вот сука… Недоверчивый. Работа сделала его подозрительным и скрупулезным.
— Честно, говоря, Сергей Сергеевич, — придумал на ходу Быков, — я к Жене за советом пришел. Он в школе был очень рассудительным, я всегда обращался к нему за помощью в некоторых щекотливых ситуациях.
Комплимент в адрес любимого отпрыска подействовал на Зинченко волшебным образом. Каждый родитель готов обманываться и видеть в своем чаде самого умного, талантливого и особенного человека и, все равно, если это даже немного противоречит действительности и здравому смыслу.
— Женька! — крикнул Зинченко в глубь квартиры.
— Чего? — донесся оттуда недовольный голос.
— Иди сюда! К тебе одноклассник пришел!
— Какой еще одноклассник?
— Иди, сам увидишь, — Зинченко старший исчез, а вместо него появился младший.
— Быков? — лицо младшего вытянулось также. — Привет!
— Привет, Женёк! Скучал? Есть минутка? Переговорить бы нужно…
— Ну заходи…
— Да не-е… — переминался с ноги на ногу Быков. — Дело деликатное и очень важное. Давай в подъезде…
В голосе Антона сквозила загадочность. Он напустил интригу, и это сработало.
— Ща, погоди, обуюсь, — кивнул Женя.
Он вышел из квартиры:
— Пошли на балкон.
— В вашем доме есть общий балкон?
— Даже целых два, на каждой площадке, — кивнул Зинченко младший.
— Ого! Ну пошли…
Мы с Погодиным шмыгнули за ними следом. С балкона открывался великолепный вид на город. Я захлопнул за собой дверь поплотнее. Маленько не рассчитал и бухнул слишком громко. Зинченко вздрогнул и обернулся. Его всегда спокойное и “уставшее” от сытой жизни лицо вдруг исказила гримаса. Он сник, узнав меня: