Курсистки
Шрифт:
Ада только через год после первого выпуска начала понимать и признавать пользу от затеянного Агнессой дела. Но, каждый раз принимая новых воспитанниц, поначалу паниковала. Если пятнадцатилетняя девочка, попавшая к ним в 1993 году, могла курить, грубить и слегка выпивать, то через пять лет к такому набору добавились наркотики, неуемный секс, с вытекающими из него болезнями, и полное презрение к окружавшим взрослым. Агнессу это не пугало, она всегда могла разглядеть ощетинившуюся в детском бессилии против всего мира девчачью душу в разнузданной донельзя хулиганке. И хулиганки становились в ее школе барышнями…
Агнесса поняла, что лежать, уже больше нет сил. Любопытство гнало ее в гостиную, к накрытым для гостей и учителей столам. Ей не терпелось увидеть ошеломленные переменами в своих дочерях лица родителей. Полные радостных слез глаза пап и мам были самой желанной ею наградой.
Часть 4. 2007 год.
Глава 1
Софья Александровна
Саша был для нее истиной в последней инстанции. Так уж повелось с первого дня их близости, когда она, после выпускного бала (она хоть и доучивалась дома с педагогами, но последний вальс танцевала в школе Агнессы) возжелала стать женщиной. Не сомневаясь в согласии Саши (он же так ее любил!), она устроила что – то вроде стриптиза. Начать раздеваться нужно было с бального платья и тут выяснилось, что самой с кучей крючков и шнуровкой вдоль всей спины ей не справиться. Получившийся конфуз ее избранник сгладил весьма ловко: под играющую мелодию, вроде как в танцевальном объятии, он ослабил шнурок и расстегнул застежки. Софья выскользнула из платья. Шампанское, выпитое за праздничным столом, ударило в голову с новой силой, стоило только Саше прикоснуться кончиками пальцев к ее влажной спине. Ее "я хочу" он заглушил долгим поцелуем, не давая ей возможности проявить хоть какую – то инициативу. Позже, лежа у него на плече, она поняла, что решать быть или не быть чему – либо в ее жизни будет только он. Сама себе удивляясь, с какой радостью она подчиняется ему, Софья жалела только об одном: ее не видит отец. Как бы она хотела, чтобы он узнал, какая она теперь ласковая и послушная. За восемь лет брака Саша ни разу не попрекнул ее прошлым, однажды даже оборвав довольно грубо ее попытку спекульнуть тем, какая она была тогда. Это случилось в тот день, когда она сообщила ему, что беременна. "Как ты смотришь на то, что порочная дева родит тебе наследника?" – спросила она его в надежде, что он станет уговаривать ее, чтобы она так о себе и не думала даже. "Если ты до сих пор считаешь себя порочной, то, извини, никакого наследника не будет. Ребенок шлюхи мне не нужен!" – отрезал он. Ее слезы его не тронули, Софья до вечера просидела в спальне, запершись на защелку. Впрочем, Саша даже не сделал попытки войти к ней. В квартире стояла такая тишина, что Софья подумала, что ее муж, обозлившись, ушел из дома. Но, рискнув, наконец, выйти из комнаты, она наткнулась на него, сидящего в кресле прямо около ее двери. Он дернул ее к себе так резко, что она упала к нему на колени. "Не смей о себе даже думать так, слышишь!" – шептал он, зарывшись в ее растрепавшиеся волосы, – "Я убью всякого, кто помянет о тебе плохо. И тебя это тоже касается!" Ей удалось – таки заглянуть ему в глаза, и она поняла, что он не шутит. С этой минуты она отрезала от своей биографии целый кусок. При ней осталась только никак не проходящая вина перед Аней Ларцевой.
Из школы Агнессы Бауман она ушла только после зимних экзаменов. Собственно, ушла она по одной причине: Саша, уезжавший на три месяца в Штаты, вернулся. Она скучала по нему так, что Ада Карповна, списывая ее затуманившийся во время занятий взгляд на то, что девочка все время вспоминает отца, все же осторожно стала спрашивать ее и о других причинах. "Папы нет, а он есть. Только, как будто тоже нет!" – изрекла Соня, глядя на изумленную воспитательницу. "Ты о ком, девочка?" – спросила Ада Карповна, уже догадываясь, что с Соней беда: в самый разгар учебы та влюбилась, и это прошло мимо ее всевидящего ока. "О Саше", – ответила Соня. Мужчины с таким именем в школе не было, разве что садовник. Но он годился Софье только в деды. И тут Ада Карповна вспомнила: приезжал красавец с дурной новостью к Соне. Ну, надо же! Один раз встретились – и готова деточка. Нужно было срочно ее отвлечь и, Ада Карповна решила посовещаться с Агнессой. В кабинете в это время находился и Гордей, который тут же поведал, как Александр Гурский смотрел на Софью – жадно, влюблено. "Так. Похоже, у них все сладится. Зовите Ядвигу", – Агнесса, как всегда, подошла к вопросу серьезно. Колдунья подтвердила, что Гурский – именно, что – муж будущий и никак иначе. Собрав о нем все доступные сведения, Агнесса тут же ввела в программу Софьи дополнительные занятия по английскому языку, этикету, основы маркетинга и делопроизводства (чтобы в рот мужу не смотрела, а могла поддержать беседу) и уроки со стилистом. Бедная Соня и не рада была, что проговорилась о своей любви: у нее совсем не оставалось свободного времени для грез, вечером она замертво падала в кровать и резко снизила потребление любимых булочек с черносливом – не до них! В результате – минус пять килограммов веса за месяц, чего никак не могла добиться от нее тренер по шейпингу: обманывала ее Софья бессовестно, отступая от прописанной диеты каждый божий день, благо Вика с Ксюшей выпечку не любили и отдавали сдобу ей.
Встретиться с Гурским по его приезде из Штатов Агнесса не разрешила, хотя Гурский и простоял, вернее, просидел в машине, у ворот школы почти весь световой день. Наконец, пожалев несчастного, Агнесса велела пропустить его к себе. Логично доказав, почему он должен потерпеть еще две недели, до зимних каникул, Агнесса выпроводила молодого влюбленного, выудив у него честное слово не появляться и не звонить до Нового Года. Он не появлялся, но звонить звонил и только Гордею, который все же жалел его и выдавал о Соне информацию дозировано: например, окончила курс языка, сдала зачет по информатике и тому подобное. И ни слова о том, что интересовало Гурского больше всего: помнит ли его Соня, спрашивала ли. Тут Гордей, строго предупрежденный Агнессой, молчал насмерть.
А потом на проводы Софьи собрался весь педсостав школы: впервые девочку сдавали с рук на руки не родителям, а будущему мужу. Красота этой пары изумила всех – единодушно было решено, что Бог создал их только друг для друга и никак иначе. Так же думали и сами Александр и Софья.
Теперь Софья Александровна Гурская ждала второго ребенка, вполне осознанно пойдя на этот шаг: девочка (а она не сомневалась, что у нее на этот раз родится дочь) будет носить имя той, кто подарил ее маме эту сказочную жизнь – Агнессы Лазаревны Бауман.
Глава 2
Она с удовольствием посмотрела на свое отражение в зеркале: хороша она в тонкого шелка вечернем платье, а говорят, что не в одежде дело. В ней, она точно знала, да еще в макияже. Как же сложно привыкать к незнакомой жизни, полной желаний и восторгов. И все желания сбываются. А все – деньги. Они дают то, что хочется. А теперь она не только богата, но еще и здорова. После десяти лет страданий. Наконец, последняя операция, и она может ходить почти без поддержки. Ну, вот. Опять. Как всегда, когда догоняли воспоминания, с нее слетал весь лоск. Злость искажала ухоженное лицо, и она отворачивалась от зеркала. В ней проступала та, которая ничего не хотела забывать. В свои двадцать пять лет она знала, что такое страдать по чужой вине. Операции, уколы, горы лекарств и восемь лет в инвалидной коляске из жизни не выкинешь.
Пока она одинока. Папик не в счет. Но с такими деньгами это не надолго. Не получиться по любви, она купит любого. Такого, чтобы можно и в свет вывести и, чтобы ручной был. Но, сначала, нужно достать ту, которая искалечила ей жизнь.
Она помнила эту драку поминутно, хотя прошло десять лет. И ослепительно красивую заклятую подругу. Она завидовала ей с первого класса: все, что хотелось ей, у той было. А она могла только грезить о новой шубке и даже о любимой шоколадке, но, чтобы каждый день! Сонька отворачивалась от сладостей, а ей так хотелось батончик, который та отдавала первому, кто попросит. Сонька и теперь в шоколаде, только ненадолго! Все уже готово, осталось дождаться подходящего времени. И Сонька будет плакать горше и дольше, чем она. В этом смысл. Этим она закроет прошлое.
Глава 3
Марго откинулась в кресле и широко расставила ноги: жара стояла невероятная даже для июля, да еще угораздило ее накачаться пивом под завязку. Вроде бы пила, как воду, жажду утолить, а теперь пошевелиться не может. Звонок телефона заставил ее приподняться с кресла – телефонная трубка опять была забыта ею на кухонном столе. Теперешние сто килограммов веса она с трудом носила по квартире и улице, старательно пряча сильно округлившиеся живот и бедра под просторными балахонами и майками. Толстеть с год назад она начала столь стремительно, что уже не успевала контролировать себя и, в конце концов, бросив терзать весы, сменила гардероб на больший размер.
– Слушаю, – этого звонка она ждала с утра.
– Похоже, у нас все срастется, – прошелестел в трубке бесполый голос.
– Отлично! – обрадовалась она, – Когда?
– В понедельник. Она как раз к нему поедет. Там их обоих и накроем.
– Ничего не перепутала? Раньше они встречались у нее в квартире.
– Женушка его отбыла на юга вместе с ребенком. Он теперь один.
– Нет, подожди! Какой им смысл менять место? У нее дома – риск минимальный, она баба свободная.
– У нее – ремонт. Во всем доме отопление меняют. Дом – то доисторический. Жадная она, с ее – то бабками могла квартирку и в элитке прикупить.