Курск-43. Как готовилась битва «титанов». Книга 1
Шрифт:
После этого маршал даёт оценку деятельности самого Г. К. Жукова под Курском. Он утверждал, что Георгий Константинович за весь период подготовки к битве на Центральном фронте якобы ни разу не появился и, прибыв на его КП лишь 4 июля 1943 г., уже утром следующего дня убыл на Западный фронт. О том, что дело обстояло далеко не так и заместитель Верховного по несколько дней подряд в марте – июне бывал в штабе его фронта, войсках 13, 48 и 70A и по долгу службы решал значительный комплекс вопросов, связанных с подготовкой к операции, сегодня факт бесспорный. Спорную оценку давал К. К. Рокоссовский в письме и работе в ходе подготовки к Курской битве своего соседа Н. Ф. Ватутина. «Более удачные действия войск Центрального фронта, – настаивал Константин Константинович, – объясняются не количеством войск противника, а более правильным построением обороны».
Маршал, вероятно, запамятовал, что его фронт к 5 июля 1943 г. даже по оценке советских историков, которые были известны уже тогда, имел на 2740 стволов больше [149] ,
149
История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 7. М., 1976. С. 155.
Читая мемуары К. К. Рокоссовского «Солдатский долг», опубликованные в 1968 г., трудно отделаться от ощущения, что на протяжении всей книги, несмотря на довольно корректное описание событий войны, к Н. Ф. Ватутину автор относится со скрытой неприязнью. Причина, на мой взгляд, кроется в том числе и в добрых, товарищеских отношениях Н. Ф. Ватутина с А. М. Василевским и Г. К. Жуковым, которые он смог сохранить, несмотря ни на что, вплоть до своей трагической гибели. И, естественно, они ему в немалой степени помогали по службе, например, выйти «без потерь» из сложной ситуации после разгрома Юго-Западного фронта в марте 1943 г. Хотя он как командующий в ходе операции «Скачок» допустил ряд грубейших ошибок. К. К. Рокоссовский же не имел такой дружеской поддержки и вообще чувствовал себя среди своих коллег неуютно. Известна его фраза, которую он обронил после своего отзыва из Польши: «В России я поляк, а в Польше – русский».
Продолжительное время в советской, а затем и российской исторической литературе вокруг фигуры К. К. Рокоссовского подспудно сложилось мнение как о самом выдающемся и порядочном (в человеческом измерении) полководце периода Великой Отечественной войны. Действительно, он обладал почти уникальным сочетанием полководческого дара и рядом редких (среди его соратников) замечательных качеств характера, которые притягивали к нему и подчиненных, и просто людей. Главный маршал бронетанковых войск М. Е. Катуков писал: «Я много раз думал, почему все, кто так или иначе знал Рокоссовского, относились к нему с безграничным уважением. И ответ напрашивался только один: оставаясь требовательным, Константин Константинович уважал людей независимо от их званий и положения. И это главное, что привлекало в нем» [150] .
150
Катуков М. Е. На острие главного удара. М.: Воениздат, 1944. С. 66.
Но, к сожалению, авторы подавляющего большинства книг, в том числе и историки, забывают, что маршал в первую очередь был человеком, а следовательно, не лишён обычных для нас недостатков. Поэтому информация из его мемуаров часто использовалась и продолжает использоваться в исследованиях по Курской битве без должного критического анализа. Хотя в ней нередко встречается тенденциозность в оценках и даже ревность, как мы видели выше, относительно некоторых видных фигур Красной армии, ошибки, откровенное передёргивание фактов [151] , стремление приукрасить собственные решения и результаты боевой работы своих войск. Всё это присутствует и в главе его книги, посвящённой Курской битве. Чтобы не быть голословным, приведу мнение А. М. Василевского, высказанное им в беседе с К. М. Симоновым, лишь по одному эпизоду, относящемуся к 1944 г. «Я говорил о некоторых существенных недочетах в нашей мемуарной литературе, – отмечал бывший начальник Генерального штаба. – В частности, такие недочеты есть в воспоминаниях Рокоссовского о Белорусской операции, там, где он рассказывает о ее планировании. Он говорит, как был вызван в Ставку, как он предложил наносить на своем фронте не один, а два одновременных удара и как Сталин отверг это предложение. Как он снова предложил это, как Сталин снова отверг и сказал ему, чтобы он пошел и подумал. И когда, вернувшись, он снова предложил этот же план двойного удара на одном фронте, Сталин, в конце концов, махнул рукой и согласился.
151
Напр., в части описания того, как использовался 9-й отк в период обороны под Курском.
Я координировал в этой операции действия 3-го Белорусского фронта Черняховского и 1-го Прибалтийского фронта Баграмяна, присутствовал на этом обсуждении плана операции и, во-первых, не помню такого спора, а во-вторых, в воспоминаниях Рокоссовского сам этот момент – предложение о двойных ударах, наносимых
В воспоминаниях надо быть точным, не прибавляя и убавляя, не преувеличивая своих заслуг и не снимая с себя ответственности за те ошибки, за которые ее несешь именно ты» [152] .
О том же откровенно пишет в своём письме К. К. Рокоссовскому и Г. К. Жуков: «Белорусская операция проводилась четырьмя фронтами по тщательно разработанному Ставкой стратегическому плану. Как Вам известно, координацию действий 1-го и 2-го Белорусских фронтов с начала и до конца осуществлял я, а потому во всех деталях ее знаю и помню хорошо. Вы сейчас критикуете Верховного, отстаивая идею «двух главных ударов». Прежде всего, из двух наносимых фронтом ударов не могут быть оба главных. (В крайнем случае их можно назвать мощными ударами.) Это азы стратегии. Но не в этом суть вопроса. Вольно или невольно Вы выпятили себя и унизили роль Верховного главнокомандования и большого коллектива Генерального штаба, которые проделали гигантскую работу, прежде чем вызвать командующих в Ставку.
152
Симонов К. М. Глазами человека моего поколения. М.: АПН, 1988. С. 462.
В своей газетной статье, посвященной Белорусской операции, Вы писали об эксцессе, происшедшем с Вами в Ставке, когда якобы были выдворены из кабинета Сталина. Вы не правы. Это было в ноябре 1944 года, когда мы вместе с Вами докладывали Сталину о необходимости прекратить бессмысленную операцию 47-й армии между Варшавой и Модлиным и о необходимости перехода к обороне всего фронта. Этот факт Вы почему-то пристегнули к Белорусской операции… Я не хочу напоминать другие неправдивые факты, исходившие из-под Вашего пера.
От всей души желаю Вам осуществить то, что сказано в конце Вашего последнего интервью: «Я хочу написать правду, правду пережитой нами Великой Отечественной войны» [153] .
В «военно-мемуарной борьбе» очень активно поддержали своего командира бывшие начальник артиллерии Центрального фронта маршал артиллерии В. И. Казаков и начальник тыла генерал-лейтенант Н. А. Антипенко. Однако делали они это грубо и примитивно. В книге маршала «Артиллерия, огонь!» события на Курской дуге изложены четко в фарватере письма К. К. Рокоссовского в адрес руководства «Военно-исторического журнала». На протяжении всего повествования автор ни разу не упомянул Г. К. Жукова и А. М. Василевского как ключевых фигур и при планировании, и при её создании. Даже описывая известный, в том числе и по мемуарам К. К. Рокоссовского, эпизод в штабе фронта в ночь на 5 июля 1943 г., когда решался вопрос, начинать контрартподготовку или нет, В. И. Казаков, отбросив все рамки приличия, умудрился не упомянуть имя Г. К. Жукова. Хотя этот вопрос решали именно заместитель Верховного Главнокомандующего и командующий фронтом! Являясь не только очевидцем, но и активным участником того исторического события, автор вместо изложения своих впечатлений о нём (ведь это его мемуары!) процитировал выдержку из статьи корреспондента «Красной звезды» П. Трояновского, который якобы в тот момент находился в штабе. Хотя при обсуждении подобных вопросов посторонним лицам, в том числе и журналистам, не только в помещении, где они решались, но и в штабе фронта быть не полагалось. То есть вместо своих воспоминаний маршал процитировал, по сути, придуманную агитку. Сравним два описания одного и того же эпизода. К. К. Рокоссовский пишет: «Время на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г. К. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне (не нам! – З.В.). Благодаря этому я смог немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня» [154] .
153
РГВА. Ф. 41107. Оп. 2. Д. 13. Л. 31, 32.
154
Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М.: Воениздат, 1997. С. 167.
В книге В. И. Казакова: «Связываться со Ставкой было уже поздно. И командующий фронтом Рокоссовский принимает решение: обрушить на врага свою мощь запланированных для этой цели средств.
Вот что сказали Рокоссовскому другие начальствующие лица штаба фронта. Генерал Телегин:
– Решение единственно правильное и единственно возможное. Обеими руками. Всем сердцем за него.
Генерал Малинин:
– Другого решения не может быть. Я за, за и за.