Курск-43. Как готовилась битва «титанов». Книга 1
Шрифт:
В 1970-е гг. таран экипажа Шаландина советской пропагандой был превращён в символ стойкости советских воинов в Курской битве. О нём публиковали очерки, снимали фильмы и слагали стихи. Вот лишь один пример – широко известные строки из произведения белгородского поэта В. Татьянина «После боя»: «…Здесь Шаландин в грозном сорок третьем/ вёл свой танк, горящий на врага…/ Ты спроси – и скажут даже дети,/ что такое Курская дуга» [177] . Но если обратиться, например, к наградному листу (в таких материалах командиры не упускали возможности поярче описать подвиг представляемого к награде), который подписал его прямой начальник – командир 2-го танкового батальона 1 гв. тбр майор С. И. Вовченко, то из него узнаем о примере настоящего героизма танкистов, собственной жизнью отстоявших рубеж. Однако не встретим в нем даже упоминания ни о каком таране. «Несмотря на беспрерывную бомбёжку и артиллерийский огонь противника, тов. Шаландин в течение 10 часов героически вёл бой, – отмечается в документе. – …Тов. Шаландин сгорел в танке на том самом месте, где было приказано держать оборону его взводу» [178] .
177
Третье
178
ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 793756. Д. 54. Л. 42.
Если следовать логике авторов мифа, то погибнуть в танке, не пропустив врага через свои боевые позиции, ещё не подвиг, а погибнуть, совершая таран, – это настоящий пример для потомков. Подобный подход к оценке героических дел, по сути, девальвировал тяжёвый каждодневный солдатский труд. Поэтому фронтовики после войны недобрым словом поминали подобного рода выдумки и их творцов – политработников. Чему мне не раз доводилось лично быть свидетелем.
И тем не менее нельзя не согласиться с профессором К. В. Яценко, который подчёркивал, что «появление книги (Г. А. Колтунова и Б. Г. Соловьёва. – З.В.) знаменовало собой важную веху в развитии исследований истории Курской битвы» [179] .
179
Яценко К. В. Курская область в период Великой Отечественной войны: историография. Курск, 2006. С. 20.
Оценивая достижения советской исторической науки в части изучения событий лета 1943 г., как, впрочем, и минувшей войны в целом, следует признать, что период с 1957 по 1970 г. был наиболее продуктивным за всё послевоенное время. Дискуссия, развернувшаяся после ХХ съезда, издание значительными тиражами разнообразной военно-исторической и мемуарной литературы, публикация подлинных документов, а также выход в свет третьего тома «Истории Великой Отечественной войны» не только расширили знания и представления общества о коренном переломе в борьбе с фашизмом, но и подготовили почву для появления в 1970 г. двух значимых работ: труда Г. А. Колтунова и Б. Г. Соловьёва и сборника под редакцией И. В. Паротькина. Эти книги явились большим успехом, давшим импульс для развития нашей исторической науки, и стали добротным фундаментом для работы последующих поколений историков. Они во многом определили вектор развития исторических исследований по Курской битве вплоть до начала 1990-х гг. Несмотря на значительную идеологическую составляющую и ошибочное толкование отдельных событий, их авторы уже в новых общественно-политических реалиях сумели закрепить достигнутый к тому времени уровень научных знаний по данной проблеме и наметить пути дальнейшей работы. Тем самым был поставлен определенный барьер на пути начавшегося процесса переписывания истории войны новым руководством страны.
Активная деятельность, развернутая отечественными исследователями в ходе второго этапа, была резко свернута уже в середине 1960-х гг. по идеологическим соображениям и не принесла ожидаемых результатов. Хотя их работа имела большое значение и для воспитания советских людей в духе преданности своей Родине и народу. Лучшие представители научного сообщества страны не без основания считали, что обобщенный опыт прошлого, в том числе и боевой, важен не только для защиты государства, повышения боеспособности его военной организации и формирования идеологии. «Знание истории, – писал А. Г. Грылёв, – в том числе и военной, духовно обогащает человека, расширяет его кругозор, способствует широте мышления» [180] . Можно с уверенностью утверждать, что ряд работ, опубликованных в 1960-е гг., в полной мере отвечали этим целям. А некоторые из них (в том числе и те, что упомянуты выше) и сегодня не потеряли своей актуальности. Потому что их авторы с большим уважением относились к славным делам военного поколения советского народа, старались, насколько это было возможно в то время, не заниматься демагогией и пустым славословием, а, собирая по крупицам бесценный опыт и знания о минувшем нашей страны, честно анализировать и достижения, и промахи.
180
Советская военная историография в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период. Военно-исторический журнал. 1968. № 3. С. 86.
Важной особенностью этого периода следует считать начало поискового движения в областях Центрального Черноземья и создание ряда музеев на местах былых сражений, например в Понырях (1963) и Прохоровке (1968). В последующие годы музеи, как и печатные издания, играли важную роль в изучении истории битвы. Во-первых, они поддерживали интерес к этому грандиозному событию среди молодёжи. Благодаря активной просветительской, воспитательной и поисковой работе вокруг них в 1970–1980 гг. возникнет микросреда, в которой формировался ряд учёных и исследователей, коим суждено в конце ХХ века начать новый этап в развитии истории Курской битвы. Во-вторых, благодаря проводившейся их коллективами переписке, систематически поступавшим от фронтовиков материалам (рукописи, фотографии, документы и т. д.) в их фондах аккумулировалась бесценная база источников, которая будет востребована уже в XXI веке российскими историками и окажет большую помощь в их работе.
Тем не менее следует признать, что в полной мере возможности, открывшиеся в то время, советской исторической науке реализовать не удалось. Наметившийся с середины 1960-х гг. курс руководства страны на коренную смену подхода к изучению Великой Отечественной войны и использование этой тематики в качестве краеугольного камня в идеологической работе для формирования «немеркнущего образа КПСС» в сознании общества фактически привели к свёртыванию научных исследований по истории Курской битвы. С мая 1970 г. на кино- и телеэкраны СССР вышел фильм режиссера Ю. Озерова, одна из серий которого была посвящена разгрому войск вермахта под Курском. Эту картину без преувеличения можно считать «Кратким курсом Великой Отечественной войны» (по аналогии с «Кратким курсом истории ВКП(б)»), который по задумке тогдашних властей должен был закрепиться в сознании советского общества на века. Благодаря таланту режиссера и актеров действительно получилось первоклассное кино, хотя его содержание – это экранизация
«На Курской дуге был эпизод, когда, чтобы спастись от крупной группы немецких бомбардировщиков, отец приказал стремительным фланговым броском врезаться в боевой порядок атакующих немецких танков, всё равно видимости почти никакой не было. Из-за густой пелены дыма и пыли немецкие лётчики обрушили сильнейший удар на смешавшуюся массу наших и немецких танков. Бомбёжка была такой силы, что все остановились – танки взрывными волнами бросало так, что глохли двигатели, а видимости вообще не было никакой. В какой-то момент через триплекс сквозь густую пыль отец увидел метрах в 15 «пантеру», перископ которой развернулся на его танк. Только он начал разворачивать башню, как у «пантеры» приоткрылся командирский люк, и оттуда показались скрещенные руки. Отец понял, что немцы показывают, что стрелять не будут. Он приоткрыл люк и также сделал знак немецкому танкисту. Так до конца бомбёжки никто и не стрелял. Когда она прекратилась и появилась видимость, уцелевшие наши и фашистские танки стали запускать двигатели и осторожно расходиться задним ходом. Башни у всех оставались неподвижными. Так, не стреляя, и разошлись. Поэтому отец очень критично воспринял известный эпизод в фильме «Освобождение», где два горящих танка, наш и немецкий, с разных сторон съезжают в реку, из них выскакивают танкисты, тушат свои машины, а потом начинают поножовщину. Он говорил, что несколько раз был свидетелем чем-то похожих эпизодов, но всё происходило совсем не так – танкисты, не глядя друг на друга, тушили свои машины и, не стреляя, разъезжались в противоположные стороны. Надо знать психологию танкиста, говорил он. А для этого надо хоть раз гореть в танке, тогда всё поймёшь и не будешь снимать глупости» [181] .
181
Личный архив автора.
Тем не менее фильм получил высокую оценку государственных органов и с тех пор систематически (к 12 июля и 9 мая) демонстрировался на широких экранах вплоть до развала СССР. Картина явилась мощным средством для закрепления в сознании советских людей состряпанных в кабинетной тиши мифов о битве на Огненной дуге. К сожалению, и по сей день на интернет-форумах и сайтах можно найти ссылку на это произведение искусства как достоверный источник по истории Курской битвы [182] .
182
Интересная деталь. Съёмки его проходили в Переславле-Залесском, хотя режиссер хотел снимать на исторической территории, для этого выезжал и в Курск, и на место боёв. Но разрешение не было получено, официальная причина: наличие большого числа неразорвавшихся боеприпасов, могут детонировать при производстве пиротехнических работ. Очень странное объяснение, похожее на отписку.
Начало третьего периода (1971–1993 гг.) историографии Курской битвы было ознаменовано практически полным вытеснением научного подхода к её изучению. Как точно заметил военный историк генерал-майор В. А. Золотарёв, в это время историография «…во многом превратилась в отрасль партийной пропаганды». Для иллюстрации приведу несколько цифр. Головной организацией в сфере изучения и освещения военной истории страны окончательно становится Институт военной истории. По сути, он был монополистом при подготовке всех значимых изданий о войне. Даже если какие-то работы в этом направлении велись областными властями, как правило, к ним привлекались его сотрудники если не в качестве исполнителей, то уж обязательно консультантами (читай – присматривали) [183] . В плане работы «Научного совета по координации исследований в области военной истории» ИВИ на 1976–1980 гг. значилось 211 тем (в том числе в форме 47 монографий, 26 докторских и 138 кандидатских диссертаций). Из них свыше 100 должно быть «посвящено исследованию опыта идейно-политической работы партии в армии и на флоте, её военно-организаторской деятельности на фронте и в тылу, а также на территории, временно оккупированной противником» [184] , 54 – связаны с исследованием военной теории и практики (оперативного искусства и тактики), в том числе 26 – по военному искусству Красной армии в годы Великой Отечественной войны.
183
Напр., при подготовке экспозиции строившегося в середине 1980-х гг. музея-диорамы «Курская битва. Белгородское направление» в г. Белгороде штатным консультантом был закреплен сотрудник ИВИ полковник Г. А. Колтунов, который был обязан уже на стадии разработки её концепции согласовывать все ключевые моменты с руководством института. Параллельно экспозиция проходила ещё и экспертизу в органах цензуры (Главлит).
184
Военно-исторический журнал. 1975. № 6. С. 108.
Объяснение такому подходу в 1975 г. дал тогдашний начальник ИВИ генерал-лейтенант П. А. Жилин. Он заявил, что «фактическая и историческая часть Великой Отечественной войны у нас изучена и в основном описана… Сейчас в СССР главным направлением исторической науки является исследование Второй мировой войны. Глубокая марксистская разработка этой темы имеет актуальное значение для науки, политики, идеологии» [185] . Не больше и не меньше! Поэтому советским учёным надо глубже изучать роль партии в военном строительстве и бороться с фальсификацией истории на Западе. А свою историю мы отдадим на откуп проверенным писателям и кинематографистам, чтобы они советскому человеку ярче представили образ единения партии и народа в то суровое время. Это хотя и несколько утрированная, но, по сути, точная оценка партийного подхода к изучению истории войны в 1970–1980 гг.
185
Жилин П. А. Военная история и современность. Военно-исторический журнал. 1975. № 5. С. 76.