Курск-43. Как готовилась битва «титанов». Книга 1

Замулин Валерий Николаевич

В мемуарах бывшего начальника разведки 2 тк генерала армии Е. Ф. Ивановского раскрываются детали подготовки контрударов 8 и 12 июля 1943 г. и подробно описаны конкретные примеры того, как Н. Ф. Ватутин и А. М. Василевский лично участвовали в этом процессе, в том числе и на этапе постановки задач войсковым соединениям. Хотя автор, вероятно за давностью лет, допустил ряд фактически ошибок, например, о якобы гибели под Прохоровкой 11 июля 1943 г. командира 99 тбр подполковника Л. И. Малова при её окружении. В действительности же комбриг был убит 9 августа 1943 г.

В 1974 г. наконец вышла из печати давно ожидавшаяся историками книга воспоминаний одного из ключевых фигур в командовании Красной армии в годы войны и непосредственного творца Прохоровского сражения Маршала Советского Союза А. М. Василевского «Дело всей жизни» [226] . Однако надежды не оправдались. К сожалению, как и вся мемуарная литература того времени, труд этого выдающегося военачальника прошёл долгий путь по кабинетам чиновников от цензуры и оказался выхолощенным до предела. Поэтому практически ничего нового он не смог внести в историю Курской битвы, за исключением одной интересной детали. Бывший начальник Генштаба

лично наблюдал знаменитый бой 12 июля 1943 г. юго-западнее Прохоровки. В тот день он находился на НП П. А. Ротмистрова, который располагался на окраине станции, а затем, через несколько дней, письменно доложил И. В. Сталину о результатах первого дня контрудара 5 гв. ТА и о событиях, развернувшихся в последующие двое суток. Вот этот документ и опубликовал в своей книге маршал. Донесение, вероятно, было составлено лишь в двух экземплярах, поэтому в ЦАМО РФ оно пока не обнаружено, и до сегодняшнего дня его цитируют лишь по этой книге. Документ хотя и, безусловно, интересный, но в то же время вызывает двойственное чувство даже сегодня. Во-первых, он не подтверждал того грандиозного масштаба, который закрепился за событиями 12 июля 1943 г. после войны. Никаких тысяч танков, никакой победы и полного разгрома врага. Численность бронетехники противника вообще приведена в три раза меньше, чем, например, утверждал П. А. Ротмистров, 200 машин. В 1970-е гг. эта нестыковка удивляла читателя и вносила в официальную историю сражения некую интригу. Хотя к этому моменту развивать её, анализируя введенный в научный оборот документ, оказалось уже невозможно. Во-вторых, и это стало ясно лишь недавно, маршал уже через двое суток после тех катастрофических последствий для 5-й гвардейской попытался отвести гнев Верховного от командарма. Пытаясь сгладить негативные результаты боя, он изложил события так, что выходило: колоссальные потери ударных соединений армии – 18 и 29 тк, которые он приводит, нанесены немцами не за 10 часов боя 12 июля, а как минимум за двое суток. Сегодня известно, что эта уловка маршала, и особенно его дальнейшие шаги, в значительной мере спасли П. А. Ротмистрова не только от серьезных неприятностей по службе, но и даже от военного трибунала. А в момент выхода мемуаров эта недосказанность, безусловно, ещё больше запутала историков, анализировавших проблемы и Прохоровского сражения, и Курской битвы в целом [227] .

226

Василевский А. М. Дело всей жизни. М.: Политиздат, 1974.

227

Свердлов Ф. Д. Неизвестное о советских полководцах. М., 1995. С. 56.

Вероятно, за исключением Н. С. Хрущева, все, кто знал А. М. Василевского, отмечали его высокую порядочность и честность в отношениях с подчиненными и с теми, с кем ему приходилось бок о бок работать в годы войны. Не изменил себе маршал и на исходе жизненного пути. Ивановский журналист П. Ф. Белов, лично встречавшийся с А. М. Василевским, впоследствии так отвечал на вопрос: «Почему маршал в своей книге и статьях о многом умалчивал?» – «О личной жизни больших людей писать откровенно не полагалось, чтобы ненароком не обнаружить червоточины в тех самых «корнях». Акцент делался на заслугах перед партией, народом, советской властью. Вероятно, это мучило и самого Василевского. Во всяком случае, доподлинно известно, что после выхода мемуаров он подготовил новую рукопись. Вот как об этом рассказывал мне уже его племянник Валерий Евхаритский: «Я в очередной и, как оказалось, в последний раз приехал к дяде на дачу в Архангельское. Он достал из сейфа толстую пачку бумаг и сказал: «Это новая моя книга. Только что переписал набело». Я буквально проглотил написанное. В отличие от мемуаров, дядя писал раскованно, откровенно. В сегодняшнем понимании изложил события начала войны, шире раскрыл роль Ставки, строже оценил деятельность Сталина. Если бы книга дошла до массового читателя, мнение о Василевском как о закоренелом сталинисте пошатнулось бы… Через месяц дяди не стало. Бесследно исчезла и его рукопись» [228] .

228

Дайнес В. О. Василевский. М.: Вече, 2012. С. 444.

И тем не менее хочу особо подчеркнуть, с уважением относясь к трудам наших полководцев, военачальников, всех участников Великой Отечественной войны, оставивших для потомков дневники, рукописи и книги воспоминаний, при их использовании непременно следует учитывать общую особенность этих источников. «Нам нельзя абсолютизировать воспоминания участников событий, – напоминает сегодняшним ученым ветеран войны, доктор исторических наук А. Мерцалов. – Разумеется, сами по себе они чрезвычайно важны, но опыт отдельного ветерана – это только малая частичка общей картины. Чтобы соединить их воедино, нужен критический анализ, обобщение. Этим, собственно говоря, и занимается наука» [229] . К сожалению, эта аксиома не только в рассматриваемый нами третий период, но и на протяжении всех 70 лет, по крайней мере в отношении событий под Курском, значительной частью отечественных историков с подачи идеологических органов СССР была отвергнута, что повлекло за собой тяжелые последствия для всей нашей исторической науки.

229

Горький дым. Родина. 2004. № 6. С. 13.

Кроме того, ещё раз повторюсь: к сожалению, в это время честной военной мемуарной литературы было мало, да и не была она востребована. Так как для её восприятия отсутствовали необходимые условия. Система общественных наук в 1970–1980 гг. полностью закостенела, проводить, а не имитировать научную работу было бы просто невозможно. Обычный же читатель для понимания и осмысления приводимых в книгах данных должен был иметь определенный уровень правдивых знаний по теме, а именно этого и стремились не допустить органы цензуры на протяжении всего послевоенного периода. Ибо понимание истинного хода войны, причин

побед и поражений, внутренней взаимосвязи событий обязательно приводило к возникновению вопросов, связанных с государственной политикой. На этой почве буйным цветом цвели лишь мифы Огненной дуги, такие, как легенда о Прохоровке и многие другие.

В 1970-е гг. события у этой станции продолжали активно муссироваться в СМИ и в исторической литературе. Легенда о беспримерном танковом сражении практически без изменений пережила смену политического руководства в СССР и вошла во все «канонические» издания новой власти: двенадцатитомник, Военную и Большую Советскую Энциклопедию. И хотя наиболее спорные аспекты были несколько скорректированы, её суть осталась прежней. Так, например, в новой Военной энциклопедии, вышедшей в 1978 г., был впервые признан очевидный факт, что под Прохоровкой 5 гв. ТА тоже понесла большие потери и, распылив полностью второй эшелон для прикрытия флангов, не смогла переломить ситуацию. А дальше шло повторение всё тех же дутых тезисов из работ П. А. Ротмистрова об успешном ударе армии, срыве ею планов неприятеля, разгроме его крупной группировки и верно выбранном времени и месте для нанесения контрудара.

Бывший командарм в этот период продолжал оставаться главным «историографом» сражения у Прохоровки. Его статьи и книги выходили с завидной регулярностью. Например, в 1972 г. была опубликована работа «Время и танки», в которой не только повторялись обычные дифирамбы 5-й гвардейской и прозорливости её командования, но и была сделана попытка развить высказанный им ещё в 1964 г. в частной беседе с полковником Ф. Д. Свердловым тезис о том, что 12 июля 1943 г. его армия якобы решила стратегическую задачу за весь Воронежский фронт. Нелепость этого утверждения было очевидна даже неспециалистам. Вот как отзывался об этом труде известный белгородский краевед, ветеран войны А. С. Стеценко в письме полковнику Г. А. Колтунову, написанном в ноябре 1976 г.: «Недавно попалась мне книга П. А. Ротмистрова «Время и танки». До Курской битвы я с удовольствием читал автора… Но как только на страницах повествования появляется Прохоровка, так здесь Ротмистров на коне с обнажённой саблей. Показав роль 5-й гв. ТА в прохоровском контрударе, автор отмечает, что, используя этот успех (5-й гв. ТА), перешли в наступление войска Брянского фронта и левого крыла Западного фронта [230] . М. Попов и А. Соколовский, видите ли, ждали результатов Прохоровского сражения и лишь потом перешли в контрнаступление. Выходит, что войска двух фронтов вводились в сражение в зависимости от успеха Ротмистрова. Как это шито белыми нитками. Пропадает весь интерес к авторскому повествованию» [231] . Но Главного маршала бронетанковых войск мнение простых читателей, судя по всему, особо не волновало, подобного рода идеи он продолжал генерировать и в дальнейшем.

230

Ротмистров П. А. Время и танки. М.: Воениздат, 1972. С. 156.

231

Личный архив автора.

Незадолго до кончины П. А. Ротмистров начал писать воспоминания, в которых попытался рассказать не только о войне, но и о своём жизненном пути. К сожалению, завершить работу он не успел, но основная часть, в том числе и повествование о событиях на Курской дуге, была готова. В 1984 г. книга вышла в свет под названием «Стальная гвардия» [232] . Освещенные им ранее события лета 1943 г. были дополнены новыми подробностями. Этот вариант воспоминаний стал не только последним, но и наиболее развёрнутым. В частности, в нём более детально описан процесс подготовки 5 гв. ТА к контрудару, момент получения им, как командармом, задач на 12 июля 1943 г., подробно рассказано об участии в сражении начальника Генштаба А. М. Василевского, принимавшихся им решениях, приезде на КП армии 13 июля Г. К. Жукова и ряд других эпизодов.

232

Ротмистров П. А. Стальная гвардия. М.: Воениздат, 1984.

Читая эти, безусловно, интересные заметки, трудно отделаться от мысли, что автор как бы говорит читателю: «Под Прохоровкой всё было сделано верно, и оба маршала это подтвердили, но, замысел контрудара был не мой, а командования фронта». В узком кругу П. А. Ротмистров был более откровенным и до конца жизни утверждал, что 12 июля 1943 г. его, по большому счёту, «подставили» Ватутин и Хрущев, т. к. не дали ему реализовать свой замысел. И чем дальше от нас уходят те события, тем больше появляется новых данных, которые в определенной степени подтверждают это мнение, хотя пока и не в полной мере.

Если же внимательно проанализировать ту часть воспоминаний, которая касается принципиальных моментов сражения под Прохоровкой, то кардинальных изменений в оценке его сути (масштаба и его значение для успеха оборонительной операции фронта, причин неудачи контрудара, потерь сторон, хода танковых атак) в книге мы не найдём. Наоборот, автор лишь детализировал ряд спорных и, как сегодня становится понятно из рассекреченных документов, не соответствовавших действительности эпизодов и оценок. Так, он утверждал, что причиной, побудившей его прекратить атаку армии 12 июля 1943 г., явились резервы, подтянутые эсэсовцами. «Одно за другим стали поступать донесения командиров корпусов о мощных контратаках свежих танковых частей врага, – читаем в книге. – В условиях, когда гитлеровцы добились явного превосходства в танках, наступать было нецелесообразно» [233] . В действительности же противостоявший гвардейцам корпус СС не имел резервов и никаких свежих частей во второй половине дня и вести в бой его командование не могло. Что же касается численного превосходства, то оно действительно было, причем весь день 12 июля, но только на стороне советских войск. Причём в начале боя на направлении главного удара соотношение в бронетехнике составляло 1 к 5 в нашу пользу.

233

Ротмистров П. А. Стальная гвардия. М.: Воениздат, 1984. С. 192.