Курская дуга
Шрифт:
Раскуривая папиросу, он шутя пригрозил пальцем Грачеву:
— Берегись, Гайдуков в долгу не останется!..
— Я только идею подал, а там уж Гуренко постарался…
— Да! Где же твоя новость, Бобрышев? — спохватился Дмитрий. — Давай выкладывай!
Николай Спиридонович, отступив на полшага, торжественно произнес:
— Друзья! Я узнал из достоверных источников… к нам сегодня на станцию Рождество приедет Салаев. Семерым нашим вручит ордена.
— Серьезно? — покручивая усы, воскликнул Гайдуков. —
Бобрышев пожал плечами:
— Про то начальство знает.
Грачев глянул в окно. Незаметно пропали в снегопаде очертания города. Желтоватый луч солнца пытался пробиться сквозь тучи, но вскоре поблек и растворился в тумане. Тяжело дышал паровоз. Сизый дым проплывал над оборванными телеграфными проводами, цеплялся за кусты. Промелькнул разрушенный полустанок, и за крылом леска Грачев увидел шоссе, до самого горизонта забитое колонной «катюш». В стороне по ухабистой дороге шли войска. Впереди рот шагали офицеры в белых полушубках. Внимание Грачева привлекли необычные здесь собачьи упряжки. Остроухие лохматые собаки на бегу по брюхо проваливались в сугробы, отчего казались издали желтыми клубками, которые быстро катились по снежному полю.
Каждая упряжка везла пулемет, установленный на лыжах.
— На подходе новые силы, — папироской указал на войска Грачев.
— Весной здесь так загремит, что только держись, — заметил Гайдуков.
— Недаром сталинградцы пришли под Курск…
— А кто первый сказал, что сталинградцы будут под Курском? Бобрышев утверждал, что мы двинемся на юг, к Азовскому морю, Дмитрий называл район Северного Донца, Грачев перебрасывал гвардию под Ленинград, и только я правильно определил — Курск!
— Согласимся, друзья, что у Гайдукова стратегический ум!
— Ты все с подковыркой, — Гайдуков положил руку на плечо Грачева, сильным рывком потянул его к себе. — Саша, друг, несмотря ни на что, люблю тебя, черта!
— Люблю, как душу, трясу, как грушу, — быстро проговорил Грачев и ловко выскользнул из могучих объятий Виктора.
На столике зазвенели флаконы. Один упал и разбился. Запахло сиренью.
— Стой, братцы, поблизости военторга нет, — воскликнул Бобрышев. — Дай-ка листик бумаги. — И он старательно принялся собирать острые осколки.
Солонько сказал:
— Я в Сталинграде разговаривал с пленными и обратил внимание на любопытную деталь: в окружении все они верили в чудо, в какое-то новое оружие. Я даже подсказал Гуренко тему для новой карикатуры… Гитлер наводит на линию фронта старую самоварную трубу… Сейчас подумал: может быть, это недооценка противника? Мы кое-чего не знаем… — Он вопросительно посмотрел на Бобрышева, потом на Гайдукова.
— Я тоже слыхал об этом, — подтвердил Гайдуков, — фрицы ждали нового оружия. Ходили слухи, что его пришлют на
— Враки! Будь у гитлеровцев новое оружие, они бы его пустили в ход, разорвали бы кольцо. А так… Это действительно самоварная труба, — рассмеялся Грачев.
— Нет, брат, я с тобой не согласен, — качнул головой Бобрышев. — Что-то новое у них есть.
— Не пора ли завтракать? — спохватился Гайдуков. — Ого! На моих часах уже девять. А что в твоем мешке, Дмитрий?
— Консервы. Судак в томате.
— Грачев, за тобой слово.
— Могу вас побаловать копченой рыбкой и…
— Ну-ка, братцы-сталинградцы, выкладывайте свои запасы! — весело воскликнул Солонько. — Грачев, ты сказал: «Могу вас побаловать копченой рыбкой… и…» Что такое «и»? Поставь точку над «и».
— Точка самая правильная! — Грачев раскрыл саквояж, и все увидели бутылку вина.
— Неужели мускат?
— Настоящий, розовый. Не удивляйся, Дмитрий, это я в госпитале получил в подарок.
— Давненько я не пробовал муската, — постукивая карандашом по бутылке, сказал Гайдуков.
— Стой! Давайте пригласим Седлецкого, — предложил Грачев. — Дмитрий, постучи ему в стенку.
— Зови Семена! — согласился Гайдуков. — Да не так, сильней стучи, Дмитрий!
В коридоре послышались шаги. Грачев отодвинул дверь и, пропустив Седлецкого, уступил ему свое место. Поздоровавшись, тот медленно опустился на диван и повернул к окну свое красивое лицо. Седая прядь пробивалась в его черных волосах. Все знали: Седлецкий гордится преждевременной сединой и при случае любит подчеркнуть, что это память о переправе через Дон. Подвинувшись в угол, он рассеянно взглянул в окно, затем сосредоточил внимание на столике.
— Мускат… Фу-ты ну-ты, как до войны!
— Доставайте стаканы, братцы, придвигайтесь к столику, — командовал Грачев. — Так… За новый фронт!
— За победу!
— За нашу дружбу!
После завтрака Гайдуков заторопился.
— Время не ждет. Пойдем ко мне, Александр. Почиститься надо, сменить воротнички, выутюжить гимнастерки.
— Я охотно присоединяюсь… Не возражаете? — поднялся Седлецкий. — И все устрою… Верочка нам поможет.
— Верочка? — переспросил Грачев.
— Ну, не Верочка, а Вера, — поправился Седлецкий.
Когда они ушли, Бобрышев взглянул на Дмитрия.
— Я тебе хочу дать совет, дружище: не раздумывай, женись! Вера замечательная девушка!
— Здесь какая-то ошибка, Николай Спиридонович.
— А мне казалось… Ну, что ж, выходит, твой старый товарищ ошибся. Извини…
Дмитрий ничего не ответил, только пожал плечами. Бобрышев взял со столика папку, вышел из купе. Оставшись один, Дмитрий плотно закрыл дверь, забрался на верхнюю полку, достал записную книжку, задумался…