Куявия
Шрифт:
Бусел остановился далеко впереди, ухитрившись отыскать небольшой холм. Рука предостерегающе вскинута, даже конь застыл с поднятым копытом. Антланец после паузы поехал к нему. Иггельд стегнул коня и оказался на вершинке раньше раненого исполина.
Вдали пыльное облако, в недрах сверкают искорки, так выдают себя обнаженные мечи или острия поднятых к небу копий. Но, мелькнула тревожная мысль, так же блещут и топоры, которые артане любят подбрасывать на скаку, чтобы побахвалиться мастерством.
Он быстро оглядел войско. Народу много, но не выдержат удара артанской конницы,
Бусел сказал быстро и радостно:
– Это наши!
– Кто?
– Куявская панцирная конница!
Куявская, мелькнуло в голове Иггельда, еще не значит, что наша. Он крикнул Чубу:
– Давай со своей сотней вперед. Остальным остановиться. Оружие к бою!
Малыша позвать, что ли, мелькнула мысль, поднял голову к небу, где он там, бедный, неплохо бы покормить, сам большой, догадается, в небе увидел маленький крестик, все хорошо, и тут же устыдился. А что, если в самом деле артане, а среди них два каменных великана Меривой и Франк, чьи стрелы разбивают в щепки даже столетние дубы?
Пыльное облако медленно относило ветром в сторону. Проступила плотная колышущаяся масса, над нею остро блистают искры – это вскинутые к небу копья, вскоре глаза различили крохотных скачущих всадников. Идут плотным строем, как ходят куявы, солнце высвечивает доспехи. Все блестит, как жар, горит победным огнем.
Куявская конница их заметила, у Иггельда перехватило дух, когда над скачущей массой полыхнул трепещущий огонь – это тысячи рук выдернули из ножей мечи и вскинули над головами. Сердце дрогнуло в страхе – это сигнал к бою, но остроглазый Бусел прокричал издали:
– Они приветствуют вас, великий князь!
Конница все убыстряла бег, Иггельд ощутил, как под тяжестью скачущих коней подрагивает земля Под артанской тоже вздрагивает, он помнил это жуткое ощущение, но сейчас куявское войско сопровождает ровный мощный гул, и сердце застучало трепетно и радостно.
Ни одно облачко не заслонило солнца, всадники блестят доспехами, великолепной упряжью, богатыми попонами. У многих на шлемах кичливо колышутся пестрые перья диковинных птиц. Железные щиты дивной работы украшены серебром, богатой насечкой, а сами всадники выглядят сильными, сытыми, здоровыми, готовыми в бой, в любую сечу.
Они сбавили бег, подтягиваются задние, и вот уже к холму, откуда за ними наблюдал Иггельд, текут плотные как смола живые реки. Иггельд рассмотрел радостные лица под шлемами искусной работы, успел залюбоваться панцирями столичных оружейников, где сталь такой высокой закалки, что никакая стрела не пробьет, надо иметь немалую силу и тяжелый топор, чтобы повредить такую скорлупу, и к тому же эти панцирные конники целиком в железе: руки и ноги скрыты щитками из лучшей стали, а под панцирями углядел кольчуги, что укрывают тела в уязвимых местах сочленений.
Сколько ни грабь Куявию, подумал невольно, эта богатейшая страна все равно может выставить как горы золота, хлеба, мяса и рыбы, так и прекрасное войско, вооруженное до зубов и укрытое доспехами так, что не снилось даже богатым вантийцам.
Только бы снова не разбежались, мелькнула мысль, но отогнал, вскинув руку в приветствии. В ответ конница дружно грянула: «Слава!» Передние ряды остановились у подножия, на них чуть наперли, но тоже остановились, а вперед начала протискиваться группа всадников, одетых особенно богато и пышно.
Он смотрел, смотрел, сердце наполнялось и гордостью за такую мощь, и недоумением, что эта мощь не сокрушила артан сразу же, едва те дерзнули переступить разделяющую их страны реку, не стерла в пыль, когда те шли по просторам Куявии, не вбила копытами в землю, когда те только дерзнули осадить стольный град!
Снова и снова рассматривал закованных в железо воинов: идут стеной, любовался горделивыми всадниками – увешаны оружием, веселые, здоровые, хоть сейчас в бой – и побегут неустрашимые артане, слышал рядом насмешливое покряхтывание Антланца, этот тоже не понимает, почему такая сила не бьется с артанами… нет, наверное, понимает, он долго жил и многое понимает даже чересчур хорошо, а сердце время от времени вздрагивало от приветственных воплей, ибо чаще всего звучало его имя.
За этим могучим войском показались цветные повозки, запряженные рослыми конями. Следом пышно одетые слуги несли пурпурные носилки. Антланец закряхтел, указал глазами:
– Зришь?.. Кого-то очень важного несут.
– Догадываюсь, – ответил Иггельд мрачно.
– Кого?
– Важного, – повторил Иггельд в нервном раздражении.
– Ты еще не обо всем догадываешься, – сказал Антланец наставительно. – Носилки такого цвета могут заказывать только наместники края.
Иггельд нервно заерзал в седле. Наместники – это вторые люди после тцара. Это мелкие тцары, что правят своими краями.
В их руках вся власть, у них даже свои войска, свои знамена, они следят за выполнением законов, установленных великим тцаром, сами устанавливают свои краевые порядки и назначают собственные повинности, налоги, подати.
– Знаешь, – сказал он торопливо, – люди такого ранга как-то не по мне. Ты бывалый, тертый… поговори с ним сам, ладно?
Антланец захохотал. Он поглядывал на Иггельда, откидывал голову и хохотал все громче. Иггельд нахмурился, Антланец же начал ржать с подвыванием и похрюкиванием. Конь забеспокоился, Антланец всхлипывал и хватался обеими руками за гриву, гукал, гоготал, наконец только открывал рот и знаками умолял пощадить, не убивать, вот-вот либо лопнет от хохота, либо раны разойдутся, как створки перловицы.
– Да молчу я, – сказал Иггельд сердито, – молчу! Что смешного? Ты вот какой толстый и важный…
Бусел тоже принялся хохотать, Иггельд нахмурился и выдвинул коня на корпус вперед. Разряженное и сверкающее войско остановилось, образовался проход, по нему кони с длинными цветными перьями на головах везли легкие закрытые повозки.
Достигнув подножия холма, кони остановились, из повозок выскочили пышно одетые люди. Иггельд принял их за вельмож, но это оказались слуги, почтительно помогли выйти хозяевам: кто из слуг опускался на одно колено, выставив как ступеньку другое, кто просто подавал руку, а кто-то ставил изящные скамеечки. Эти люди тоже встали у своих повозок, а когда приблизились носилки, почтительно обнажили головы.