Кузнецкий мост и Маргарита

Белякова Надежда Александровна

День был яркий, давно таких не было. А все предыдущие дни серые тяжелые облака и дожди висели над Кимрами. А тут, как в прежние времена – яркий, солнечный денек, наполнивший теплом весь дом.

Капа перевернула все стулья, положив их сиденьями на большой овальный стол. Заткнула подол ситцевого халата за поясок и стала мыть полы, начав с кухни и коридора, потом в кабинете отца, чтобы, когда Танька вернется из кино, сразу «приняла работу». А после этого в их комнате, стараясь залезть мокрой тряпкой поглубже под широкий старинный платяной шкаф, чтобы помыть полы и под ним. А Рита в то время стирала пыль во всей квартире. Обе молча делали это, погруженные в свои печальные мысли. И, вдруг, не сговариваясь бросили свои занятия,

подошли к шкафу. Раскрыли скрипучие дверцы этого шкафа, как театральный занавес. А там на плечиках висели платья покойной матери. Девочки нежно протянули руки к платьям мамы и ласково погладили их. Словно в теплый ручей в жаркий день окунали в них лица, в прохладу и негу разноцветных крепдешинов, в пестрые, усыпанные по довоенной моде цветочными узорами на нарядных летних платьях покойной мамы. Каждая не признавалась другой, что вспоминает мать в именно этих платьях в разные дни прошлого, представляя себя рядом с мамой, одетой в это платье. Но, едва услышали, что открылась и закрылась входная дверь, быстро закрыли шкаф. И, боясь, быть застигнутыми, быстро вернулись на свои места, продолжив каждая свое дело, низко опустив головы, что бы никто не увидел их слез.

В комнату, напевая «У самовара я и моя Маша!», впорхнула молодая жена отца – Таисия или – Тася. По всему чувствовалась, что и фильм ей понравился, и прогулка после фильма с подружками по городу – все ей принесло удовольствие. Она вошла в комнату. Сняла один из стульев со стола и плюхнулась в него. Тут ее настроение омрачилось тем, что не вся квартира оказалась вымытой и убранной девочками к ее приходу. И она, помрачнев, высказалась:

– Капка! Тебя нужно звать не Капа, а Капуша! Рохля ты, ленивая. Шевелись! Домывай полы! Еще постирать твоему папаше нужно. И посуда в кухне не мытая осталась! Не мне же мыть посуду! Мои красивые руки портить?! – произнесла она, любуясь своей вытянутой рукой с полированными ногтями и продолжила:

– Жара! Носить нечего! Так! А что у нас там? – произнесла Таська, в своих размышлениях, рассматривая шкаф. Встала и, пританцовывая, подошла к платяному шкафу, где висели платья и одежда покойной Капитолины Карповны. Скинув тут же свою одежду, оказалась почти голой. Только поясок и фильдеперсовые, протертые до дыр на носках чулки, оставались на ней. Встав на цыпочки, так что из чулок торчали ярко крашенные ногти, распахнула дверцы шкафа и принялась перебирать одежду покойной матери девочек, замерших у окна, прижавшись друг к другу. И, наконец, выбрав несколько вещей, она закрыла шкаф. Несколько выбранных ею крепдешиновых платьев, она отбросила на кровать Капы, а особенно понравившееся ей нарядное Капитолины Карповны – шелковое, небесно-голубое в цветочек платье, Таисия тотчас попыталась натянуть на себя. Но оно предательски затрещало по швам, подол скатался валиком и нелепо задрался. И оно застряло, не желая плавно соскользнуть по ее спине и опасть веером вдоль ее пышных бедер к коленям. Таисия, чертыхаясь, стала с силой тянуть платье вниз. Оно предательски затрещало еще сильнее. И порвалось по шву на плечах и на боках. Разозленная мачеха, сдернула это непослушное платье и отшвырнула его. Взяла другое и так же неудачно попыталась и его натянуть на себя. Прижавшиеся друг к другу девочки, замерли в ужасе. Вдруг Капа не выдержала и закричала на Таисию, пытаясь отнять у нее это любимое мамино платье, чтобы вырвать его из рук Таисии. Подбежала и Рита. И тоже вцепилась в платье ее мамы. Вдвоем им удалось отнять эту милую их сердцу память о матери.

– Не смей трогать мамины платья! – крикнули ей вместе Рита и Капа.

Сначала мачеха ударила по лицу Риту, и Капа бросилась защищать сестренку Озверевшая Таська била без разбору обеих. Схватив Риту за белокурые волосы, она хлестала падчерицу по лицу и орала так, что прохожие внизу за окном останавливались, слыша шум их драки, доносившейся из раскрытых окон, пока Капа пыталась отбить сестренку:

– Запомни,

тварь! В этом доме ничего твоего, кроме тебя самой – нет!!! Выживу обеих!!! Как и вашу старуху!!!! Вам здесь, сукам, обеим тут не жить! – орала на девочек Таисия и хлестала их по лицу.

Как ни как, а ей двадцать семь. Здоровая деваха – «кровь с молоком» против шестнадцатилетней хрупкой девчонки, еще не пришедшей в себя после голода 1942 года, испытаний эвакуации и смерти матери и ее девятилетней сестренки. Словом, силы были не равны. И драка завязалась жестокая.

Настоящая драка. Полу голая Таська и Капа, катались по полу, вцепившись друг другу в волосы. Рита подбежала к ведру с грязной после мытья полов водой и, схватив его обеими руками, смогла приподнять ведро и выплеснуть прямо в лицо Таське в тот момент драки, когда она оказалась под разъяренной Капой.

И это погасило драку. Таисия вскочила с пола и умчалась в спальню.

А девочки, обе так и сидели на мокром полу и рыдали. Отлично понимая, что отец их от мачехи защищать не будет. И что эта драка доломает их прежнюю жизнь окончательно.

Собравшиеся под окном соседки, посудачив между собой, обсуждая происходящее, подумывали уж было расходиться. Они вслушивались, не доносятся еще какие-то подозрительные шумы из квартиры аж, начальника отдела Пропаганды и агитации их городка, правда – в последнее время опять вернувшимся работать в школу, как и до войны – директором школы.

– Господи! При живом отце! Начальником он там каким-то в Горкоме был! Теперь же директор школы. Их же при таком папаше и в Дет. Дом не возьмут. Директор школы, а, прости господи, на такой шалаве женился.

– Да, уж, Таська-то на весь город прославилась своими похождениями.

– Так он же начальник, а что они начальнички о нашей жизни, о городе знают? Сидят там в кабинетах и жизни не видят. А мать-то его покойной жены, что-то давно не видать.

– Это ты про Елизавету Яковлевну? Да, не видать старуху. Уморила ее Таська, что ли?

Другая соседка поделилась тем, что знала о Елизавете Яковлевне:

– Да, нет. Пока жива. Выжили ее из квартиры, ушла и угол снимает. Живет за занавеской у кого-то. Там на отшибе Кимр. Зарабатывает стиркой.

Но другая поделилась своими наблюдениями:

– Стиркой. Да видно, что уж так настираешь, в наше-то время! Видела ее в воскресенье, у рынка стояла она. Капли рыбьего жира «продает». Стесняется милостыню просить. Вот так у входя на рынок и стоит с капельками. В надежде, что пожалеют и подадут, ведь ее ж весь город знает.

– Да, а ведь у Таськи целый дом в Кимрах! Могла бы пустить туда жить Елизавету Яковлевну с сиротами. Но «жадность фраера сгубила»! Сдают они с мамашей этот дом приезжим. Деньги совести дороже! О, вот и девчонки вышли из подъезда. Пойдем-ка. А то, подумают, что тут мы подслушивали.

Девочки привели себя в порядок, умылись и причесались. И пошли к бабушке, к Елизавете Яковлевне. Соседки зря говорить не станут, она действительно снимала «угол»-койку у кого-то за занавеской.

Елизавета Яковлевна задернула занавеску. Все трое сидели на кровати и плакали молча, чтобы не смутить хозяев дома.

Утро следующего дня началось для Капы, вставшей пораньше, чтобы особенно тщательно привести себя в порядок и заплести косы Рите, оказалось новым испытанием в ее судьбе. Нужно было еще успеть припудрить из маминой пудреницы синяки от вчерашних синяков после драки с Таськой. До слуха Капы донеслось то, как Таисия завтракала с их отцом, сама жарила ему утреннюю яичницу. Потом отец собрался и отправился в школу, а Таисия ушла в спальню досыпать утренние часы своей безмужней неги. Только после этого Капа и Рита решились высунуть нос из своей комнаты. Понимая, что разбор произошедшего неизбежен и разговора с отцом не избежать, тем более нужно было запудрить синяки, что и сделала Капа перед выходом из дома.