Кузнецов. Опальный адмирал
Шрифт:
Естественно, Черчилль выбрал второй вариант и сообщил, что посылает в СССР британских офицеров.
— Полагаю, что ценность немецкой торпеды для англичан велика, — сказал Сталин после того, как Кузнецов прочел письмо британского премьера. — Конечно, им надо дать возможность снять чертежи с этой торпеды. Но успеют ли наши специалисты раньше приезда англичан выяснить все об этой торпеде?
— Мы уже все или почти все выяснили, так что с этим делом порядок, — улыбнулся Николай Герасимович.
Сталин помолчал, о чем-то размышляя. Потом вновь заговорил:
— Я получил
— Черчилль просто хочет нас надуть, товарищ Сталин. Ему прекрасно известно, что канал несудоходен: при отступлении немцы взорвали шлюзы. Потому-то Черчилль и предложил нам подводные лодки.
— Вы так считаете?
— Уверен в этом. Впрочем, вы можете проверить, искренен ли Черчилль. Предложите ему переправить лодки в Балтийское море через Скагеррак — Каттегат, как они это делали в Первую мировую войну. Наверняка он откажется от вашего предложения и этим раскроет себя.
— Хорошо, товарищ Кузнецов, мы это проверим…
Свое послание Сталин в тот же день отправил Черчиллю. И что же? Черчилль пошел на попятную, «Я рассмотрел вопрос о проникновении наших подводных лодок в Балтийское море через Скагеррак — Каттегат, — писал он Сталину, — но мне говорят, что ввиду сильного минирования, произведенного как нами, так и противником, и наличия сетевых заграждений это предложение не является осуществимым. Я очень сожалею, что канал поврежден. Мы хотели бы помочь Вам».
Сталин ознакомил наркома ВМФ и с этим ответом Черчилля.
— Он ссылается на минную опасность? — усмехнулся Кузнецов. — Хитрит сэр Уинстон. Кто ставил минные заграждения? Сами англичане, а коль так, то они могут легко провести через опасный район свои подводные лодки. Но делать этого не стали. Почему? Да просто не хотят отдать нам корабли! Ничего, — весело продолжал Николай Герасимович, — у нас на Балтике есть свои лодки, их экипажи справятся с возложенными на них задачами.
— Я тоже так считаю, — ответил Сталин. Потом вдруг спросил: — Когда из Англии прибудут на Северный флот корабли? Если не ошибаюсь, в числе надводных кораблей есть линкор?
— Есть линкор, правда, старый — «Ройал Соверин», мы переименовали его в линкор «Архангельск». Ведут все корабли, в том числе и линкор, наши моряки, пока у них дело спорится. В конце августа эскадра прибудет в Ваенгу.
— Кто на флоте будет встречать эскадру?
— Начальник штаба адмирал Платонов и член Военного совета Николаев. Адмирал Головко все еще находится на лечении в Сочи.
— Пошлите туда товарища Алафузова, пусть сделает все что надо.
Кузнецов устало улыбнулся.
— Будет исполнено, товарищ Сталин.
Не думал не гадал Николай Герасимович, что может возникнуть конфликт между адмиралами. И случилось это при подходе отряда кораблей к Кольскому заливу. В то время в Баренцевом море рыскали немецкие подводные лодки, и вице-адмирал Левченко опасался их нападения на линкор. Поэтому как заместитель наркома ВМФ он потребовал от
— Что вы скажете, Владимир Антонович?
— Требование Левченко несостоятельно, — отрезал начальник Главморштаба. — Линкор идет в охранении восьми эсминцев. Разве этого недостаточно?
Кузнецов позвонил по ВЧ адмиралу Платонову. Что было дальше, рассказал «виновник» конфликта. «Выслушав мои объяснения, — писал адмирал Платонов, — он (адмирал флота Кузнецов) посоветовал мне подумать над тем, не послать ли для охранения линкора еще и торпедные катера, и повесил трубку. Наша эскадра благополучно дошла до Кольского залива, поскольку восьми эсминцев для охранения одного линкора хватало с избытком. Тем не менее я почувствовал, что Гордей Иванович остался мною недоволен. Встречать эскадру из Москвы приехал начальник Главного морского штаба адмирал Алафузов, который имел возможность ознакомиться с положением дел на флоте. Он заступился за меня. Расстались мы с вице-адмиралом Левченко уже друзьями».
Вскоре после этого Кузнецов собрал у себя в кабинете всех корабелов во главе с адмиралом Галлером, и почти весь день они в деталях обсуждали проекты, по которым строились корабли на Горьковском заводе. Предложения и замечания, разумеется, были, но все вопросы удалось решить. Обычно скупой на похвалу нарком Судпрома «строптивый» Носенко на этот раз, принимая у себя в наркомате Кузнецова, с улыбкой сказал:
— Теперь и нам будет легче трудиться! Проекты, как говорят, обсосали со всех сторон, комар носа не подточит!
— Старались, Иван Исидорович.
Ночью Кузнецов не пришел домой, остался ночевать в наркомате — ждал звонка от Сталина, о чем его предупредил Поскребышев. Но позвонил ему не Верховный, а комфлот Головко.
— Николай Герасимович, вы морской витязь! Да-да, и не спорьте! — Голос у Головко был бодрый, чувствовалось, что отдохнул в Сочи хорошо. — Я как увидел корабли, у меня аж дух захватило! На рейде целая эскадра стоит! Даже не верится. Правда, поздновато явилась сия помощь, но, как говорится, лучше позже, чем никогда.
— И тут все же уколол наркома, ну и зубастый ты, Арсений Григорьевич! Скажи лучше, как самочувствие?
— Отличное! Готов завтра осмотреть все корабли, особенно интересно увидеть линкор. Не развалюха ли? Англичане не больно щедры на корабли. Ну а главное — отныне есть у меня эскадра!..
«Уколол-то меня Головко правильно, я виновен в том, что перед войной на Северном флоте было меньше кораблей, нежели на других флотах, — отметил про себя Кузнецов. — И сердиться мне на него грех…»