Кузница Тьмы
Шрифт:
– Скачи рядом со мной, - велел Оссерк, подводя мерина поближе.
– Нельзя мне, милорд. Суженый...
Оссерк ощутил, как улыбка сползает с губ, и с удовольствием подпустил в голос твердости.
– Но я настаиваю, Ренарр. Уверен, ты позволишь мне эту скромную шутку.
– Милорд, если он увидит...
– То что сделает? Вообразит, что мы нежились в ручье?
– Вы хотите, чтобы так он и подумал - и другие, милорд. Хотите сделать из него забаву. И из меня.
Оссерк решил, что юная женщина ему не нравится, но это лишь сделало ее привлекательнее.
– Мне бросят вызов
– Милорд, вы сын лорда Урусандера.
– И я не ведаю нехватки в женских прелестях, он сам отлично знает!
– Он знает и о вашей ненасытности, милорд, и о вашей удали.
Оссерк хмыкнул, ощущая возвращение улыбки. Теперь улыбка стала более мягкой.
– Похоже, у меня известная репутация.
– Вами восхищаются, милорд. А юнцы, наверное, и завидуют.
– Мы поедем бок о бок, Ренарр, и если покажется твой возлюбленный, я заговорю с ним, как ни в чем не бывало. Мы ведь не делали ничего неприличного, правда?
– Вы были весьма любезны, господин.
– А тебе не нужно бояться иного. В доказательство я требую, чтобы ты звала меня Оссерком. Я сын своего отца, и мы не возгордились, получив некие привилегии. Да, - восклицал он, скача по дороге, - мы крайне серьезно относимся к своим обязанностям, а это, похоже, редкая штука среди знати. Но ведь мы не знатные, верно? Мы солдаты. Не более того.
Искоса глянув на нее, он заметил, что его весьма пристально изучают. Но она тут же отвела взор.
– Милорд, в деревне есть и те - по большей части старушки - что не одобряют ваших ночных визитов в... гм, в таверны.
– Неужели?
– Но по словам вашим я поняла, что вам нужно спешить, ловя удовольствия, и буду заступаться за вас, возражая грубым суждениям. Вас ждет жизнь, полная жертв, милорд.
Он засмеялся.
– Значит, я прощен и чист в твоих глазах?
– Прошу прощения, если обидела. Деревня похожа на дерево, полное щебечущих птиц. Там говорят и то, и это.
– Не сомневаюсь.
Они были у подножия последнего холма. Справа, шагах в сорока от дороги, высился старый, поколения назад заброшенный каменный дом. Крыша его давно провалилась. Вбок тянулся тракт с изрытыми колеями. Оссерк замедлил скачку и окинул взглядом изгиб дороги.
– Можешь не верить, - сказал он, - но я оценил твое великодушие, Ренарр. Мне кажется, это последние дни моей свободы, и те вести, что я несу, лишь сильнее разжигают искру уверенности. Скажу тебе, - добавил он, всматриваясь в нее, - что жажду нежных объятий, которых не купишь за деньги.
Она встретилась с ним взглядом и повернула лошадь на разбитый тракт. Глаза были затуманенными.
– Думаю, милорд, ваш отец и весь мир могут подождать еще немного?
Он кивнул, не решаясь заговорить.
"Желая, чтобы женщина отдалась свободно, Оссерк, дай ей знать, что ты ценишь ее выше себя. Будь нежен, касаясь ее, а потом не бахвалься перед другими. Есть много видов любви. Одни малы и скоротечны, словно цветок, а другие длятся долго. Цени любую любовь, ибо мир редко одаряет нас. Ты слушаешь, мальчик?"
"Да,
"Но, малыш, я никогда так не пьянею".
На полпути к заброшенному дому он увидел, как гладкий камешек вскальзывает из ее руки. Пропадая в желтой траве.
Стреножив лошадей за домом, чтобы не видно было с дороги, Оссерк взял Ренарр за руку и провел сквозь зияющий дверной проем. Пол густо зарос травой, среди которой виднелись горбы от гнилых балок провалившейся крыши. Он потратил немного времени, расчищая место, и снял плащ.
Она стояла и смотрела, как он отстегивает доспехи, откладывает оружейный пояс. Своего тела он не стыдился - стройного, с достойными борца мышцами. Стягивая пропотевшую льняную рубаху, он поглядел на нее и увидел, что она уже сняла тунику. Белья не было, и он понял, что она купалась в ручье - наверное, омываясь после любовной ночи с женихом. Возможно, она еще чувствует на теле грубые неуклюжие руки, ощущает его поцелуи.
Он готов был изгнать эти воспоминания, чтобы возлюбленный поблек перед ее взором, чтобы она начала жаждать ласк более умелых - ведь в любовных играх шлюхи преподали ему всё, что требуется.
Она не отличалась худобой, но несла полноту с естественностью. Годы ленивой жизни еще не отяготили ее, изгибы тела были прекрасны - он как наяву видел ее в будущем, понесшую ребенка, но все так же привлекательную.
Притискивая ее к себе, Оссерк подумал, не пользуется ли она травами, при помощи которых шлюхи не дают мужскому семени пустить корень. Он полагал, что еще не зачал ни одного бастарда, хотя некоторые шлюхи исчезали и не возвращаясь, а значит, те дурацкие травы не дают полной надежности. Он не тревожился на этот счет, хотя отец вряд ли порадовался бы новости. Впрочем, Урусандер знал о странствиях сына по тавернам - нет сомнений, Хунн Раал держит своего господина в курсе... включая, возможно, все подробности.
Сначала она была робкой, но желание проснулось под его точно отмеренными ласками; как бы ему ни хотелось швырнуть ее на плащ и навалиться подобно кабану, Оссерк сдерживался.
"Есть искусство мучить женщину в постели, Оссерк. Ты хочешь дразнить... так волны набегают на берег, каждая чуть дальше прежней - только чтобы отступить прочь. Ты обещаешь потоп, ясно? Обещаешь и обещаешь, но не даешь, о нет - пока она не пожелает быть утопленной. Это поймешь по тому, как она тебя стискивает, по судорожно сжатым рукам, по вздохам. Лишь тогда ты ее берешь".
Когда он, наконец, скользнул в нее, она вскрикнула.
Он ощутил, как нечто рвется внутри, и удивился, что это. Лишь когда он кончил, откатился и увидел кровь - понял. Она ничего не знает о травах, она держит любимого на расстоянии; то, чего тот жаждет, Оссерк только что украл. С бедным глупцом покончено.
Лежа на спине, он смотрел на торопливые летние облака и думал, что же должен теперь чувствовать.
– Ренарр, - сказал он в итоге.
– Если бы я знал...
– Я рада, милорд, что это были вы.