Квартира 302
Шрифт:
Вот тогда Фрэнк, пожалуй, нашёл бы в себе силы выкинуть проклятую пуповину. Хоть сейчас.
Он открыл дверь, даже не спрашивая, кто там – в надежде удержать обман на секунду дольше. Падение будет тем больнее, чем ярче надежда… но это было единственное, что осталось у него, кроме молча ветшающего дома.
– Дже…
Он ошибся, это было уже понятно. Его сын не отличался высоким ростом, а в мужчине, который стоял перед ним, было никак не меньше шести футов. Свет лампы обходил его жёлтым ореолом, делая невидимым лицо.
Фрэнк вздохнул. Тихо, незаметно, но горько. И нацепил на лицо официальное выражение, готовясь к предстоящему
– Слушаю вас.
Человек молчал. На нём был длинный синий плащ, кое-где в тёмных пятнах: должно быть, прилипла грязь. Длинные каштановые волосы до плеч обрамляли всё ещё неразличимые черты лица. Фрэнк нахмурился. Да… не Джеймс, но ощущение, что он где-то видел это человека, не пропадало. Где-то давно…
– Что вам угодно?
Молчание. Исчезли голоса в соседних квартирах, исчез гул машин на улице, и даже часы в гостиной перестали ходить. А ещё Фрэнк почему-то преисполнился уверенности, что если он обернётся, то увидит, что вывеска отеля «Южный Эшфилд» погасла окончательно.
Человек шевельнулся. Он повернул голову, чтобы Фрэнк смог увидеть его лицо, молодое, но с сеткой морщин, впалыми грустными глазами и брызгами крови, которые засохли на щеках.
– Вы не помните меня? – спросил он. Голос был мягкий и приятный.
Сандерленд ахнул. Это лицо…
Десять лет назад, да, именно десять лет назад, когда газеты и выпуски новостей сошли с ума на почве Уолтера Салливана. В тот вечер, когда диктор торжественно объявил, что кровавый маньяк закончил свою жизнь в тюремной камере, у Фрэнка было жуткое видение: он делал обход этажей, проверяя, все ли лампочки в коридоре целы, и ему показалось, что человек в синем плаще стоит у квартиры 302, где в то время жил какой-то архитектор. Фрэнк увидел его только сбоку, но голову тут же заполнили последние газетные заголовки и черно-белые фотографии под ними. На человеке был синий плащ, и волосы ниспадали на плечо. В руке он держал большой непрозрачный пакет, полный каких-то инструментов. Из горла пакета выглядывала рукоять то ли огромного ножа, то ли пилы-ножовки.
– Святый Боже, – прошептал тогда Фрэнк, замерев на месте. Человек в плаще не удостоил его взглядом: открыв дверь квартиры, он шагнул внутрь и выпал из поля зрения. Что удивило Фрэнка, так то, что вечно скрипящие петли на этот раз не издали ни звука. Так он и стоял, отупело пялясь на закрытую дверь. Что-то мешало ему стремглав броситься в свою квартиру и позвонить в полицию. Окружающая обыденность – стены коридора, жёлтый свет лампы, даже он сам, – вдруг показались ненастоящими и зыбкими, точно болотная топь. Потом дверь квартиры 302 открылась снова – на этот раз изнутри, и жилец вышел в коридор, неся с собою переполненный мусорный пакет. Увидев управляющего, который сторожил его квартиру, он удивился.
– Мистер Сандерленд? – архитектор вскинул брови. – Добрый вечер. Чем обязан?
– Ничего особенного, просто делаю вечерний обход, – Фрэнк мотнул головой; пелена призрачности опала, он вновь почувствовал себя человеком. Но человек в плаще… он ведь был, это глупо было бы отрицать, не так ли? – Вы не замечали… ничего странного только что?
– Да нет вроде, – жилец нахмурился. – О чём вы?
– Мне показалось, что я видел… – начал Фрэнк, но не договорил. Картина предстала во внутреннем взоре вполне ясно: глупое обвинение в сокрывании опасного преступника, который, кстати, уже помер, раскрасневшееся от гнева лицо жильца, ругань и брань, толпы зевак в коридоре.
– Извините, – громко сказал он. – Я ошибся. Да, теперь я понял это.
И под изумлённым взглядом архитектора он повернулся и зашагал по коридору обратно, вспоминая по пути до ужаса реальную фигуру человека в плаще, который стучался в дверь. Ещё он почему-то подумал о пуповине, которая хранилась в шкафу. Связи вроде не было никакой, но если размышлять об этих двух вещах одновременно, в душе наступало странное успокоение, сродни тому, как уксус гасит известь. Флоре он ничего не сказал. Не сказал и Джеймсу. Но воспоминания остались, чтобы сегодня обрести плоть в виде позднего гостя, часовней высящегося перед ним.
– Вы… – только и смог он вымолвить. Человек кивнул и дружелюбно улыбнулся; кровь на лице пришла в движение вместе с губами.
– Я хочу вам кое-что показать, – сказал Уолтер Салливан. – Мне жаль, что я вас беспокою… но это место вам нужно увидеть. В конце концов, вы управляющий, и должны знать все, даже самые потаённые места этого дома.
– К-куда? – глаза Фрэнка невольно скользнули в сторону. К своему удивлению, величайшему в жизни (и последнему), управляющий увидел не серые бетонные стены, а нечто кроваво-красное, мясистое и усеянное большими и маленькими волдырями. Багровый коридор тянулся в бесконечность, где сливался с темнотой.
Уолтер Салливан улыбнулся шире:
– О, а вот это вы узнаете, только когда окажетесь там.
2
Мы остановились на том, как Генри вырвался из заточения. Но сказка была слишком долгой, чтобы закончиться так обыденно, не правда ли? Конечно, правда; мы все это знаем. Поэтому, когда Генри Таунсенд переступил порог квартиры, первое, что он увидел, были кроваво-красные стены, так знакомые ему с прошлых приключений. Стены шевелились, шли пузырями и победно вздрагивали, упиваясь охватившим его отчаянием. Чистой остался только крохотный клочок бетона напротив двери – там, где были следы двадцати детских ладошек. Последний отпечаток не удался: лишь половина розовой ладони различалась на серой поверхности, вторая часть вышла смазанным пятном.
– Не может быть, – прошептал Генри, чувствуя головокружение. – Только не здесь…
Он лихорадочно обернулся, впился взглядом в темнеющее серое небо за окном, где вспыхивала и гасла вывеска отеля «Южный Эшфилд». Сломанный вентилятор на столе. Радио. Дверь кладовки. Квартира безмолвствовала. А если повернуть голову – пышная мясная бахрома, завоевавшая дом. Тошнота опять подступила к горлу, хотя после пассажа в потайной комнате в желудке вряд ли что-то осталось.
Вот в чём правда, обречённо подумал Таунсенд. В том, что я был в мире Уолтера с самого начала. С первого дня, когда появились цепи. Да только не знал об этом…
Он сделал шаг вперёд, ступая по живому красному полу. Солоноватый запах бил в нос. Генри повернул голову. Коридор был длинным, слишком длинным для маленького трехэтажного строения, который он знал… И кто там стоит, в самом конце, спрятавшись в тени? Генри знал ответ. Знал и то, что на губах этого человека играет довольная ухмылка. Он был готов наброситься на мёртвого маньяка, чтобы задушить его собственными руками, невзирая на всю напрасность этой затеи. И наверняка бы так и сделал, если бы не слабый голос с другой стороны: