Квазимодо на шпильках
Шрифт:
Оружие он хранил в тщательно запертом шкафу. Но его сыновья, мои ровесники, Колька и Димка, умели открывать любые замки и не раз показывали мне черный, довольно длинный футляр, приговаривая: «Папа обещал научить нас стрелять».
Увидев в первый раз винтовку, я заявила:
– А вот и врете, это не оружие!
– Самое всамделишное, – заверили близнецы и, дернув за «молнию», продемонстрировали мне набор железных трубочек, деревяшку и нечто, похожее на бинокль, но с одним «глазом».
– Ерунда какая-то, – не успокаивалась я, – винтовка длинная и одна, а тут всего много и короткое.
– Дура
До сих пор помню свое удивление. Надо же! Винтовка, а раскладывается на части, словно игрушка.
Значит, надо возвращаться в дом, где Семен снимал место у пьянчуги Зинки. Мужик с футляром ехал на седьмой этаж, следовательно, он либо обитает в одной из соседних с вдовой, Зоей Андреевной, квартир, либо приходит туда в гости. Нет, скорей всего, живет. Гостю все-таки трудно незаметно вытащить оружие, разместить его…
Зоя Андреевна, увидев меня, обрадовалась.
– Надумали все-таки?
Я вздохнула:
– Вот, пришла еще раз взглянуть.
– Может, ваша собачка ко мне привыкнет? – спросила хозяйка, пока я стаскивала сапоги.
Я чуть было не ляпнула: «Какая собачка?» Но потом, слава богу, вспомнила, что являюсь владелицей злобного пса бойцовой породы, и сделала вид, что вожусь с заевшей «молнией» и не слышу хозяйку.
Мне еще раз продемонстрировали комнатку, а потом предложили чай. К такому повороту событий я была готова и достала из сумки только что купленный вафельный тортик. Зоя Андреевна захлопотала на кухне, усаживая меня в самый уютный уголок. Я получила из ее рук красную кружечку с чаем и спросила:
– Ваши соседи не будут против, если я поселюсь тут?
Зоя Андреевна улыбнулась:
– А их нет!
– Как это? – удивилась я. – Вроде еще две двери на площадку выходят.
– Слева Коростылевы живут, – пояснила Зоя Андреевна, – очень приятная пара, но они уже третий год как в Израиль уехали, приезжают летом, ненадолго, и опять на историческую родину. Справа Елизавета Марковна обитала, милейшая особа, умерла в декабре. Внучка ее собирается квартиру продавать, вот, выжидает полгода. Так что делать мне замечания за жиличку некому. Впрочем, ни Коростылевы, ни Елизавета Марковна никогда бы ничего и не сказали, они интеллигентнейшие люди. Слава богу, не на пятом этаже живу, там да!
– Баба Клава специфическая личность, – решила я поддержать разговор.
– Она еще ничего, – покачала головой Зоя Андреевна, – а вот Олеся… Это ужас! У нас балконов нет, дом давно построен, это сейчас у всех лоджии. Вроде бы и ни к чему балкончик, только ванные маленькие, где же бельишко стираное развесить? Вот и придумали. Чердачное помещение у нас отремонтировали, веревки натянули, мы там белье и вывешиваем. Раньше просто так ходили, а когда терроризм начался, чердак хорошо заперли, а нам ключи раздали, чтобы никто посторонний не проник!
Чердак! Я чуть не свалилась со стула. Как не подумала про него сама!
– Так эта Олеся, – мирно журчала Зоя Андреевна, – чего удумала! Притащила полный таз, увидела: все веревки заняты, скинула мои простыни, а свои повесила. Я решила ей выговор сделать, только у этой Олеси муж
– Можно на чердак посмотреть? – нетерпеливо воскликнула я.
– Отчего же нет? – удивилась Зоя Андреевна. – Если интересно вам, пошли. Ключик у меня всегда висит вот тут, на крючочке. Редко, правда, им пользуюсь – ну какая у одной старухи стирка? Так, печаль одна.
Всю дорогу до чердака, на который мы поднимались по лестнице, Зоя Андреевна рассказывала о ссоре с наглой Олесей.
Наконец она, повозившись с замком, распахнула тяжелую железную дверь. Перед моими глазами открылось большое помещение с протянутыми под потолком веревками. В правом углу висели чьи-то ядовито-розовые наволочки и ярко-красные полотенца. Чердак был чисто выметен, и пахло тут ополаскивателем для белья. Мы сами пользуемся таким, после него вещи и правда делаются мягче.
Впереди виднелось окно, я подошла к нему. Раму кто-то тщательно заклеил, но другие руки, не пожалев чужой работы, открывали окно уже после заклейки. Белая бумага была разорвана и кое-где висела лохмотьями. Я глянула в оконце и мгновенно увидела кабинет покойного Семена Кузьмича. Лучшего места для снайпера с винтовкой и не придумать. Я даже без всякой оптики великолепно видела гардины, письменный стол, кресло и даже часть комода, находившегося у дверей. Дом, где жил профессор, был чуть выше здания, на чердаке которого я находилась.
– Нам из-за этого чердака все завидуют, – болтала Зоя Андреевна. – Вот Лена частенько говорит: «Мне бы хоть какой кусочек, чтобы мокрое развесить». Ведь это проблема! Лена-то в коридоре сушит! Хорошо ли это? Влажность в квартире высокая.
– Кто такая Лена? – совершенно машинально поинтересовалась я, разглядывая подоконник. Интересно, от чего эти царапины?
– Подруга моя, – охотно пояснила Зоя Андреевна, —
она, правда, сильно младше меня, но у нас много общего. Леночка великолепный человек…
Я пропускала ее слова мимо ушей, сами знаете, сколь болтливы бывают пожилые женщины. Задашь старухе самый простой вопрос и услышишь в ответ историю не только ее жизни, но и подробности биографии всех знакомых. Вот и Зоя Андреевна не оказалась исключением.
– Мне так жаль Леночку, – тарахтела она, – умная, с высшим образованием, интеллигентная, в библиотеке нашей районной работает, имени Виктора Гюго.
Внезапно меня царапнула фамилия великого французского литератора. Тем, кто не в курсе, сообщу: мюзикл «Нотр-Дам» поставили по его книге «Собор Парижской Богоматери».
– Мы с ней там и познакомились, – вещала Зоя Андреевна. – Такая милая женщина, но вот не повезло в жизни! Попался подлец, сделал ребенка и не женился на Леночке. Она одна девочку тащит, правда, та уже выросла, но все равно! Наверное, любила она подлеца, раз дочь Женечкой назвала, в честь негодяя.
Я медленно складывала в уме куски головоломки.
– Кого назвали Женей?
– Да Лена, заведующая библиотекой имени Виктора Гюго! Подлеца, который на ней не женился, звали Женей, она в его честь дочке то же имя дала. Кстати, чудесная девочка выросла, умная, воспитанная…