Кыся-2
Шрифт:
– Как?! У вас в России этого нет?! – пугался такой Кот, когда я, не веря, что это возможно, просил медленно повторить мне про комочки еще раз. – Как же вы живете без этого?!
Но приглашать к себе не торопился. Ибо такой прием требовал расходов.
Мои вопросы – не знает ли уважаемый местный Кот кого-нибудь, кто в ближайшее время едет в Россию? Или, может быть, Хозяин уважаемого Кота как-то связан с Людьми, ездящими в Россию – сейчас это очень взаиморазвито, – я мог бы с таким же успехом задавать своей деревянной Хинезишетурм, под которой нашел себе приют и крышу.
Ни хрена эти Коты не знали, ничем не интересовались, никаких
Встречались мне и наши Коты и Кошки. Из случайных знакомств с ними и ни к чему не обязывающей болтовни я разделил их на три категории.
В первую категорию, которой я безумно позавидовал, входила Кошка одного нашего российского вице-консула – веселая, деловая и неглупая москвичка Нюся, которая про Мюнхен знала все: где можно пожрать на халяву, как пройти в нужное место кратчайшим путем через служебные двери и проходные дворы, какому Коту имеет смысл ДАТЬ, а какому и нет.
Но вот тут всплывал один-единственный, но весьма существенный недостаток этой Нюси. Знать – она знала, но удержаться и не ДАТЬ кому угодно она была не в силах! Тем не менее, а может быть, и поэтому с ней было необременительно, легко и спокойно.
Вторым был Кот (имя вылетело из головы), про которого Нюся сказала, что он принадлежит Человеку, являющемуся «правой рукой» Генерального консула. В какой-то момент мне показалось, что эти два знакомства для меня – прямой путь в Петербург к Шуре и Водиле. И я закатил им приемчик, как говорит Шура Плоткин, «под большое декольте». Во всяком случае, пока я трахал Нюсю, она обещала мне безграничную помощь и покровительство своего Хозяина.
Кот же «правой руки» Генерального консула оказался довольно мерзким типом, хотя и выглядел крайне авантажно – красивый, ухоженный, с признаками породы и какого-то странного, специфического воспитания. Он все время делал вид, что ему известно что-то такое, чего другим знать не положено. Ко всему прочему, он постоянно взывал к честности, честности и честности, хотя Нюся клятвенно уверяла меня, что большего ворюги, чем этот Кот, не знали ни Германия, ни Россия!
Однажды, когда он уж слишком настойчиво призывал меня к честности и расспрашивал о том, как я здесь оказался, а всем своим видом давал понять, что не верит ни одному моему слову, я разозлился и начистил ему его холеное рыло.
Больше он не приходил. Но, к сожалению, перестала приходить и веселая вице-консульская Нюся. Видимо, эта сволочь Кот капнул на нее кому надо, и Нюсю перестали выпускать из дому.
А позавидовал я им только потому, что и этот Кот дипломат, и эта вице-Нюся совершенно точно знали, что пройдет какое-то определенное время и они обязательно вернутся в Россию. Чего в отличие от меня дико боялись и не хотели!..
Ко второй категории я отнес Котов эмигрантов из Киева. Их было великое множество. Они прибыли сюда под флагом «Киев и Мюнхен – города побратимы!».
Кому пришло в голову когда-то «побратать» Мюнхен и Киев – ума не приложу. Все равно что насильно женить меня на овце и ждать от меня и супруги ежегодного приплода котоягнят. Бред какой-то! Рассказать Шуре – обхохочется.
Тем не менее все киевские
Обо всем этом я узнал от единственного пристойного и интеллигентного Кота киевлянина, принадлежащего одному симпатяге-инженеру по автомобилям. В Мюнхене инженер спокойненько работал обычным автомехаником, а вечерами вел со своим Котом разные беседы.
Никогда не сталкиваясь с книгой доктора Шелдрейса, они оба своим умом дошли до Телепатического Контакта. Не в полной мере, но достаточной для доброй, поверхностной трепотни, они овладели этим искусством и пребывали теперь в тихих радостях и заботах друг о друге.
Этот же Кот говорил мне, что под Мюнхеном, километрах в сорока, живет еще одна чрезвычайно милая пара киевских художников – муж и жена. Они как-то приезжали к этому инженеру чинить свой автомобиль и познакомились. Ни Кота, ни Кошки у них, кажется, нет. Поэтому сведения о них крайне скудны. О них даже не сплетничают. А для киевско-мюнхенского круга это явление поразительное и из ряда вон выходящее.
Все же остальные, с кем меня сводила судьба, были на редкость одинаковы в своем наступательном провинциализме, необязательности, всезнайстве и постоянных потугах сообщать всему миру – кем они были раньше, до приезда в Мюнхен.
Процент вранья в этих рассказах был удручающе высок, и если Кот заявлял, что в Киеве у него была четырехкомнатная квартира с потолками в три шестьдесят, а ЕГО Нёма или Петя, или Жорик, или Арон был «Главным инженером», «Ведущим конструктором», «Главным врачом Четвертого управления» или «Выдающимся музыковедом» – это в лучшем случае означало, что все они имели в Киеве аж двухкомнатную в блочном доме с потолками в два сорок пять!
И Нёма никогда не был «Главным инженером», а занимал довольно скромную должность техника. Жора служил не «Ведущим конструктором», а просто чертежником. А «Главный врач Четвертого правительственного управления» Петя полжизни оттрубил терапевтом в районной поликлинике, напрочь растеряв в ней все знания, полученные еще в институте. Но вот «Выдающийся музыковед» Арон был действительно хорошим настройщиком и очень неплохо зарабатывал. В Киеве у него был даже раздельный санузел!
Когда я, в слепой надежде найти хоть какую-нибудь возможность вернуться в Россию, спрашивал у каждого из них – не знают ли они Человека, собирающегося в Петербург, они все в один голос предлагали мне ехать в Киев, с удовольствием вспоминая, сколь прекрасен этот город, как хорошо было в нем жить, где их знала «каждая Собака»!
Поэтому мне были совершенно неясны побудительные причины их переезда в Мюнхен.
Киевские Кошки были поразительно суетливы и постоянно пребывали в состоянии полного восхищения собственными персонами. Отожравшись на добротных немецких продуктах, они действительно стали неплохо выглядеть! Морды у них разгладились, шерсть лоснилась от сытости, и единственное, что можно было бы поставить им в упрек, – это чрезмерное употребление сладостей и излишне раннюю полноту, которую я ошибочно принимал за позднюю беременность. А так как я обычно беременных Кошек не трогаю (я как-то уже говорил об этом…), то, как шутила одна моя знакомая киевская Кошка по имени Циля, я несколько раз «пролетал, как фанера над Парижем»…