Лабинцы. Побег из красной России
Шрифт:
Мы поняли сразу, что это «специальные войска Чека». Дойдя до головы нашей колонны, они быстро заняли выходы в обе эти улицы, сняли с плеч свои карабины, поставив их между широко расставленных ног, готовые в любой момент вскинуть их «на изготовку». Мы поняли, что это значит. Легкий холодок страха пробежал у меня по спине. Конец, конец нашей воли. И если до этого момента каждый из нас, даже и генерал, мог абсолютно незаметно скрыться, в особенности казаки, то теперь мы поняли, что этого сделать уже нельзя.
А чего проще? Может быть, вот сейчас они выделят «главных» — и прощай жизнь.
Чекисты, расставив
Во всяком случае, вся голова колонны, будь то офицер или казак, глядя на них, поняли, что «все шутки» окончены.
Уже стало темнеть, а мы все стоим и чего-то ждем.
— Ну, белые бля-и — прямо по улице шагом МАРШ! — скомандовал нам кто-то из стражи, и мы молча, как стадо бессловесных животных, потянулись дальше по Бурсаковской улице.
Проходим Штабную улицу, где дом номер 40 когда-то так сильно манил меня к себе. Три кирпичных дома вдовы Анны Александровны Белой принадлежали большому семейству родовитой фамилии станицы Кисляковской. Они из «кубанской старшины» и в станичном юрте имели офицерский участок в 200 десятин. Отец их был главный делопроизводитель Кавказского отдела и жил у нас на квартире, когда мы еще не родились. Аида, самая младшая дочь, была моей затаенной любовью еще до знакомства, а старший сын, полковник, был сверстником нашего отца. Часто гостил у них, даже с ночевкой. Лида окончила Мариинский институт в 1913 году, а я в тот же год — военное училище. Теперь она замужем и мы остались большими друзьями. Кто я теперь?!.
Вот Атаманский дворец, а напротив него — Екатерининский сквер. В темноте ничего не видно, но мы уже слышали, что памятник Императрице Екатерине II с запорожцами красные убрали.
Мы проходим эти Войсковые священные места, выходим на Почтовую улицу и сворачиваем налево. Проходим городской сад, проходим мимо памятных мне казарм учебной команды 1-го Екатеринодарского Кошевого Атамана Чепеги полка, спускаемся под железнодорожный мост и входим на Дубинку.
Городская мостовая окончилась. Начинается булыжник. Мы поднимаемся от моста по неровности. Стоит темнота, хоть глаза выколи. Наша колонна невольно растягивается. Некоторые, наткнувшись на что-то, падают на землю.
— Тише-е!.. Да тише ша-аг! — беспрерывно несутся голоса своих.
Но мы идем за своим конвоем и не можем укоротить шаг.
— A-а, белые бля-и!.. Не нравится! А наших, наверное, не так гоняли?! — злобно рычит какой-то конвоир. — Не отставать! — кричит он по колонне.
Впереди всех идут полковники С.С. Жуков, Кочергин и автор этих строк. Кочергин идет между нами. Мы изредка перебрасываемся словами, чтобы не слышал конвой. Но старики, Жуков и Кочергин, все же не сдерживаются и продолжают о чем-то говорить, как и тогда, в горах.
Конвоирам это, видимо, надоело слушать.
— А ты не есть ли сам Деникин, йо — твою мать? — вдруг злобно, жестоко спрашивает старший конвоир, обернувшись к полковнику Ко-чергину.
От этого оскорбления у меня похолодело внутри. «Вот, — думаю, — возьмет да и хватит по лицу хлыстом этого
— Нет, товарищ, это даже и не генерал. И зачем Вы так оскорбляете невинного человека?
— А ты што... защитник его?!. А почему он сам молчит? Смотри, как бы я вам обоим бороды не выщипал, йо — вашу мать, белые бля-и, — зло, но уже ниже тоном ругается он.
Теперь мы идем молча. А говоривший начинает изощряться перед другим конвоиром, «что бы он сделал с генералом Деникиным, если бы он живьем попался ему в руки».
Я не буду передавать его слова, но он подчеркивал, что «этого бандита надо было бы вначале пытать, а потом — по кусочкам раздергивать». И в каких тонах это говорилось!.. И откуда появились на Руси Святой такие дикари, варвары?!
Мы трое шли за ними вслед молча. И даже боялись, как бы он свою месть против генерала Деникина не направил бы против нас, употребив свой хлыст. Да при желании он мог любого из нас пристрелить, а потом донести: «Хотел бежать, его я и пристрелил».
Я понял, что мы попали в лапы не одного зверя, а в лапы сонмища зверей.
Пройдя Дубинку, они свернули вправо. Дальше я этого района не знал, но по колонне пронеслись слова: «Куда они нас ведут... в тюрьму, что ли?»
Потом я узнал, что тюрьму мы прошли. И уже почти к полуночи мы подошли к каким-то пустынным сараям. Открылись ворота. И вся черная масса людей, ничего не видя перед собой, вошла во двор кирпичного завода Стахова.
Кое-как разместились и все мертвым сном повалились на сырых земляных полах пустых сараев. Здесь был весь 2-й Кубанский конный корпус, Екатеринодарская и Линейная бригады и другие мелкие части.
Кубанская армия, своим «авангардным корпусом», вошла в былую Войсковую столицу-
ТЕТРАДЬ ДЕСЯТАЯ Оглянемся назад — как это было?
«Обстоятельства сложились так, что в самый решающий и поворотный в истории Казачества момент, во главе Кубанского края и Армии стоял не казак генерал Букретов. Начальником штаба у него был не казак полковник Дрейлинг. Военным министром Кубани был не казак генерал Болховитинов. Командиром передовых войск, непосредственно соприкасающихся с большевицкой дивизией, был не казак генерал Морозов. Видную роль в Армии продолжал играть не казак генерал Шиф-нер-Маркевич»276.
Об этом же пишет и генерал Науменко, бывший в те месяцы командиром 2-го Кубанского конного корпуса277.
Как же это могло случиться?.. Оглянемся назад.
Кубанская Краевая Рада постановила: все строевые части Войска свести воедино и образовать свою Кубанскую армию. Кубанский Войсковой Атаман Филимонов, как исполнительная власть, 1 февраля 1919 года издал соответствующий приказ № 172 по Войску278.
По многим соображениям, главное политическим, Ставка главнокомандующего Вооруженными силами Юга России не разделяла этого взгляда, как не разделяли его, видимо, и многие генералы Кубанского Войска, о чем генерал Деникин пишет: