Лабиринт миров
Шрифт:
Он совсем уже собрался отойти от зеркала, когда стекло с его отражением исчезло.
Теперь в старинной деревянной раме переливалась всеми цветами радуги голубоватая светящаяся пленка. Ее появление было неожиданным, и Лосев не сразу понял, что стоит перед переходом.
Приглашение к переговорам все-таки поступило.
Он раздумывал около минуты, хотя решение принял мгновенно. Его смущало лишь то, что он не успел подготовиться и выглядел не должным образом. Но главное было, конечно, не в этом.
Не хотелось ему снова уходить
Бывают мгновения, которые, как курьерский поезд, на минуту замедляют свой бег на транзитной станции, и если ты не успел вскочить на подножку, можно опоздать навсегда.
Лосев шагнул в переход. В лицо пахнуло знакомым теплом, острый запах озона ударил в ноздри. Вечность, превращенная в мгновение, осталась позади, и он уже стоял посреди знакомого зала, перед столом, покрытым зеленым сукном. Но пингвиноидов за ним теперь не было. За ним сидела Ксения. Неподвижная, словно окаменевшая. Рядом с ней едва возвышалась над столом знакомая рожица Масека. Были здесь и другие люди и существа, встретившиеся ему на долгом пути через альфа-миры.
Все они казались неподвижными статуями, за исключением одного, незнакомого ему человека.
И вдруг Лосев как-то неожиданно, сразу, понял, что должна означать эта застывшая картина, и сказал в пустоту, ни к кому персонально не обращаясь:
— Я не уничтожу их миров, если мы сумеем договориться! Не давите на меня!
И тогда образы сидящих за столом существ заколыхались, превращаясь в легкую дымку, и исчезли. Остался лишь один незнакомец, лицо которого слегка светилось и было почти прозрачным.
— Кто ты? — спросил Лосев и сразу же получил ясный и четкий ответ, хотя звук исходил, как ему показалось, не из самого существа, а откуда-то сбоку.
— Я Егоров. Разве ты не видел моей фотографии в отчете?
— Не очень-то ты на нее похож.
— Это правда. Здесь мой облик слегка изменился. Но не будем терять времени. Ты подготовил условия соглашения?
— Условия? Какие могут быть условия! Он должен оставить Землю в покое, мало ему других планет?
— Это невозможно. Гифрон навсегда остается там, где прорастает его спора.
— Но тогда о переговорах не может быть и речи!
— Нельзя сгоряча решать судьбу целой планеты. Можно договориться о зонах влияния. Распределить их так, чтобы не мешать друг другу. Гифрона устроит глубинная, подземная часть планеты, которая не нужна людям. А взамен вы получите немало.
Возможность пользоваться созданными им пространственными межзвездными переходами, возможность торговать и обмениваться информацией со многими цивилизациями. В результате человечество ждет невиданный ранее технологический прогресс.
— В принципе это могло бы произойти, если он полностью откажется от вмешательства в наши дела и судьбы и перестанет
— Думаю, на это он тоже не согласится. Люди представляют для него своеобразную загадку, и он ни за что не откажется от своей новой игрушки. Здесь возможен договор только на морально-этической основе.
— Зачем играть словами? О какой морали идет речь?
— О строгой добровольности в использовании наркотика. Никаких запретов, и никакого принуждения.
— На это мы не можем согласиться. «Добровольность» очень расплывчатое понятие. «Феникс», с которым вы боролись, когда…
Лосев остановился, пытаясь подобрать нужное слово, и Егорову пришлось выручить его:
— Когда я был в вашем мире. На Зидре. Да, я помню эту фирму.
— Так вот, она существует до сих пор и предлагала мне поставлять синие грибочки из зоны. Если это будет выгодно, найдутся психологи и специалисты, которые завербуют для них целую армию «добровольцев».
— Тут ты абсолютно прав. Но, мне кажется, есть простой выход. Можно сделать так, чтобы наркотик разрушался в течение нескольких минут, после того как гриб срезан.
— Это уже было на Зидре… Колония перестала существовать.
— Ну, во-первых, срок хранения там был более длительный. А множество мест, в которых могла орудовать эта фирма, трудно было контролировать властям. На Земле останется одно-единственное место, где будут расти голубые грибы.
— Зачем они вам нужны? Зачем создавать все новые и новые альфа-миры?
— Хороший вопрос. Я так и не нашел на него ответа. Возможно, это главная программа, заложенная в Гифрона создателями изначально. В конце концов, он был задуман как робот. Невероятно могущественный, но все-таки робот. Уже потом, обретя собственный разум и волю, он стал Гифроном, но что-то от робота все же осталось.
— Ты говоришь так, словно не являешься его представителем.
— Да нет, я посредник, конечно, но весьма своеобразный. Мне удалось сохранить свой разум и волю. Он знает каждую мою мысль, но не может их направлять так, как ему бы хотелось.
Это одна из причин, почему его заинтересовали люди. Среди нас встречаются весьма любопытные экземпляры. Ему не всегда удается переставлять сделанных из них оловянных солдатиков по собственному желанию. Например, он очень хотел навязать вам в качестве посредника для переговоров стрелочника — не получилось. И не потому, что вы его уничтожили.
Контакта не получилось. Он до сих пор не понимает, почему люди такие разные и почему они сами не знают, чего хотят.
Многие альфа-миры выглядят такими свихнувшимися именно потому, что на них накладываются глубинные, тайные желания донора, о которых тот и не подозревал.
— А зачем понадобилось подсылать ко мне эту морду на цыпочках? — спросил Лосев, уходя от опасной темы, потому что до сих пор не знал, да и не хотел знать, был ли создан в бесконечном лабиринте альфа-миров его собственный.