Лабиринт миров

Гуляковский Евгений

— Ни черта вы не поняли! Я не привык бросать в беде своих друзей. Я лишь хотел предупредить вас, что слишком долгое пребывание женщины на борту корабля опасно.

Сейчас, по крайней мере, я знал, что здесь у меня есть настоящие друзья. Собственно, я понял это еще в бункере взорванной энергостанции. Но теперь знал это наверняка, и тот ледяной, свистящий ветер одиночества, что обрушился на нас с Ланией этой ночью, несколько уменьшил свой напор.

Оставалось последнее дело, которое я обязательно должен был закончить до того, как наступит утро и события наберут свой стремительный дневной темп.

Я посвятил своим исследованиям всю ночь. Сейчас

мне уже казалось, что они безнадежны. И все же, стиснув зубы, я торопливо продолжал набирать на клавиатуре терминала все новые и новые команды. Я не доверял новомодному голосовому управлению компьютерами — слишком часто происходили сбои, и машина путала команды. Ручной набор, хоть и требовал большего времени ввода, работал гораздо надежнее.

Время имело для меня решающее значение. Я опасался, что утром, проснувшись и еще раз обдумав сложившуюся ситуацию, Коленский распорядится отключить от моих терминалов все линии связи. В конце концов, любая информация из моего кабинета могла стать доступной для внешнего наблюдателя, которого он обнаружил в лице Лании.

Он так и не сумел определить, что собой представляло существо, сидевшее в ее мозгу. А я сейчас пытался сделать именно это.

Передо мной лежала груда кристаллов с записями медицинских анализов и психологических тестов, равнодушно констатировавших, что Лания больше не является тем человеком, которого я знал, — но сейчас я пытался выяснить, кем именно она стала и каким образом это произошло.

В выводах Коленского был один серьезный просчет, с которым я не мог согласиться. Он полагал, что во время перехода над Ланией была проделана некая процедура, которая и превратила ее в то, чем она являлась в настоящее время. Но в этой гипотезе не сходились концы с концами. Прежде всего ей противоречил фактор времени. В параллельных мирах время могло идти по-разному. Быстрее или медленнее, чем в реальном Барнуде, — но оно не могло идти в обратную сторону. Приняв это как аксиому, я пришел к выводу, что Лания никоим образом не могла попасть в Барнуд раньше того дня, когда мы вошли в огненные ворота. Скорость перехода мгновенна, и, следовательно, она не могла появиться в Барнуде раньше меня.

Был и еще один не менее серьезный факт, не укладывавшийся в гипотезу Коленского. Вторая личность, сидевшая в сознании Лании.

Если Гифрону понадобился наблюдатель, или парламентер, или кого он там решил внедрить в человеческое сообщество, для этого не нужно было уродовать психику своего посланца. Гораздо проще было взять под контроль мозг Лании, не подвергая ее тело и психику таким серьезным внутренним и внешним изменениям. Для чего же это понадобилось?

Я не верил в нечеловеческую логику Гифрона. То есть она, возможно, и существовала, однако поскольку Гифрон успешно добивался своих целей в нашем мире, следовало предположить, что его действия были обусловлены определенными причинами, вполне понятными для большинства людей.

Вряд ли Гифрон без всякой нужды станет нарушать принцип Оккама и создавать нечто намного более сложное, чем это необходимо для выполнения поставленной задачи.

Из двух гипотез, с одинаковой степенью вероятности приводивших к одним и тем же выводам, скорее всего верна наиболее простая.

Приняв это как вторую аксиому, я стал рассуждать дальше. Если исключить возможность переноса во времени в обратную сторону, то появиться в Барнуде на десять дней раньше нашего перехода мог кто угодно, только не сама Лания…

Как только эта мысль стала для меня очевидной, я попытался выяснить, кто занял

ее место. Вряд ли Гифрон станет создавать с нуля новое человеческое тело. Да и нет у него в этом никакой необходимости — в его распоряжении огромный человеческий материал, он может взять любого из своих рабов, любую женщину, внешне похожую на Ланию. Из миллионов пропавших колонистов не так уж трудно подобрать подходящий экземпляр.

Оставалось слегка изменить мышечный покров мягких тканей, рисунок капилляров, то есть все то, что внешне отличало исходный материал от образца. Но этого было недостаточно. Чтобы превратить безвольного зомби в энергичного, живого человека, следовало изменить его психику, вложить в него новую индивидуальность. Вот откуда в голове Лании двойная память.

Если я прав, то из этого следовали очень серьезные выводы. Но прежде чем приступить к их анализу, я должен был найти подтверждение своим рассуждениям, неопровержимое доказательство своей правоты, и такое доказательство должно было существовать.

Женщина, послужившая основой для создания существа, лежавшего сейчас в моей спальне, существовала в реальном мире Барнуда. Если не она сама, то хотя бы след от нее должен был остаться.

Ее надо искать среди миллионов исчезнувших в Барнуде людей. Даже растворяясь в небытии, в созданных их больным воображением мирах, они оставляли после себя карты медицинских обследований, регистрационные колониальные карточки, визы, билеты, свидетельства о рождении…

Иногда бюрократия бывает полезна, но рано или поздно наступает момент, когда она начинает тонуть в ею же создаваемом информационном потоке, и тогда вся система начинает работать с перебоями. Даже современные компьютеры не могли переварить и обработать тот гигантский поток информации, который вливался в их чрево из черной дыры местной мэрии.

Часа через два мне стало казаться, что затеянный мной поиск совершенно безнадежен. Я выключил компьютер, встал и подошел к окну. Рассвет еще не наступил. Небо выглядело темным, словно закрашенным черной тушью. Ни одна звезда не пробивалась сквозь плотный покров облаков, только где-то далеко, в районе Барнуда, небосвод озаряли вспышки зарниц.

Почему-то метеорным потокам нравился именно Барнуд. Вопреки всякой логике, презрев законы небесной механики, метеориты падали только на Барнуд. Может, их полетом управлял Гифрон? Возможно, все на этой дьявольской планете, начиная от восхода солнца, управляется его волей.

Почему для своих психологических экспериментов он выбрал меня? Теория Коленского насчет энзимов «голубого грома», мирно поселившихся в моей крови, не вызывала у меня доверия.

Кстати, почему он отказался от предложения провести полное медицинское обследование моего организма, а вместо него ограничился простейшим тестом? Не потому ли, что боялся узнать результат? Что, если все мы, все, кто попал на эту планету, заражены голубым ядом?

Да и тот ли это Барнуд? Откуда мне знать, настоящий ли это город или еще одна иллюзия, мираж, созданный отравленным наркотиком воображением?

После моего двойного перехода в параллельный мир и обратно ориентиры окружающего потеряли былую четкость и однозначность. Все стало зыбко, неопределенно. Законы логики потеряли смысл. Слишком много вопросов оставалось без ответа.

Скрип двери и шаги за моей спиной заставили меня вздрогнуть. Теперь уже не было никакого сомнения, что я боялся встретиться лицом к лицу с существом, поселившимся в моем доме. В конце концов огромным усилием воли я заставил себя повернуться.