Лабиринт памяти
Шрифт:
— Блейз, я… — она сделала к нему пару шагов, но, не договорив, остановилась. В её взгляде читалось так много, но он не хотел упрощать ей задачу, он не мог снова сделать её жизнь легче.
— Значит, ты выходишь замуж?
Блейз поразился, насколько холодным может быть его голос сейчас, когда внутри все сгорало, бушевало от едва сдерживаемых эмоций.
Она замерла на какое-то время, глубоко вздохнув и широко раскрыв глаза. Кажется, она даже задержала дыхание.
А он просто смотрел на неё сверху вниз, чуть задрав подбородок. Он ждал ответа и не собирался уходить, пока не услышит его от неё.
Наконец, что-то в её взгляде
— Да.
Этого было достаточно. Внутри снова все оборвалось, и стало так больно, как не было очень давно, с тех пор, как он узнал, что пожиратели пытали его мать.
Наверняка вот оно, то чувство, которое рождает круцио. Невозможно было представить что-то, что могло затмить эти страдания, разъедающие его изнутри заживо.
Он снова развернулся и зашагал прочь. Ветер бил откуда-то сбоку, волны спотыкались о берег с каким-то особым остервенением, и даже музыка, доносившаяся с танцпола, казалась до ужаса издевательской.
— Блейз! Подожди, прошу! Дай мне сказать!
Джинни бежала за ним, но он упрямо шел вперед до тех пор, пока она его не схватила за запястье. Почувствовав, как заиграли желваки на его лице, он резко развернулся к ней и посмотрел таким взглядом, что она невольно съежилась.
— У тебя было столько лет, чтобы «сказать», и ты выбрала именно этот момент?! — слова, словно яд, просочились сквозь зубы, и Блейз почти почувствовал их горечь на вкус.
Внезапно что-то в лице Джинни изменилось. Она расправила плечи и храбро посмотрела на него. Она открыла рот, покачала головой и, наконец, очень тихо произнесла:
— Ты же сам говорил, что это временно, что это лишь способ отвлечься… Разве нет?
Блейзу внезапно захотелось рассмеяться ей прямо в лицо. Неужели, она так ничего и не поняла?..
Очень медленно он сделал пару шагов к ней навстречу так, что теперь их тела уже почти соприкоснулись. Она смотрела ему в глаза, запрокинув голову назад и в этом взгляде было столько сожаления, что Блейз невольно сморщился.
— Ты знаешь ответ на свой вопрос, Джинни.
Она моргнула и тут же нахмурилась.
— Нет, не знаю, — опасным тоном начала она, неожиданно начав злиться. — Ты всегда так вел себя, Блейз, никогда не говорил о своих истинных чувствах. И сейчас… Ты не имеешь права упрекать меня в том, что я выхожу замуж. Потому что Гарри, он… Он любит меня.
Она смотрела на него, сжав кулаки, смелым, твердым взглядом, в котором читался открытый вызов.
Блейз шумно выдохнул и замолчал на какое-то время. Он знал, что должен сказать. Но почему-то сейчас это было намного сложнее, чем он мог представить.
На секунду он прикрыл веки, после чего положил руки ей на плечи и горько улыбнулся.
— Скажи, неужели ты не знала, что я любил тебя? Неужели этого было недостаточно, просто знать?
Он наблюдал, как его слова сковали её, как заселили в её взгляд изумление, испуг и что-то ещё…
Она помотала головой, словно не могла поверить в то, что услышала. Глаза блеснули от слез.
— Я ждала, что ты скажешь это. Ведь я думала, я, конечно, предполагала, но… — Казалось, она никак не может найти подходящих слов, но внезапно её взгляд прояснился, и она горячо посмотрела на Блейза. — Ты спрашивал, почему я не писала тебе. И сейчас я готова ответить на этот вопрос.
Она замолчала на какое-то время, прикусив губу, после чего,
— Я ни разу не услышала от тебя этих слов, Блейз, но я в них нуждалась. Ты прав: «просто знать» было недостаточно. И если бы ты признался мне в том, что… Если бы ты сказал это вслух тогда…
Блейз поднес указательный палец к её губам, жестом прося замолчать. Её слова, словно пощечины, били его, просачивалась сквозь кожу, рождали такую злость на самого себя, что он едва с ней справлялся.
По щеке девушки скользнула слезинка, и Блейз поймал её большим пальцем. Внезапно он почувствовал себя дико уставшим, словно осознание абсурдности ситуации высосало из него все силы.
— Я любил тебя, Джинни, и все ещё люблю. И я ненавижу себя за то, что позволил тебе усомниться в этом.
Они молча смотрели друг на друга, не говоря ни слова. По прекрасному лицу Джинни текли слезы, но она не всхлипывала, не плакала воткрытую, как это делали остальные девушки. Она держала все в себе, как тогда, когда он только начал с ней общаться. И от того, что теперь она снова не могла позволить себе быть слабой в его присутствии, ему внезапно захотелось кричать, захотелось встряхнуть её, вывернуть наружу те эмоции, которые она не стеснялась выражать при нем когда-то.
Но время безнадежно упущено. И в этом виноват только он сам.
— Просто если бы ты сказал, если бы ты хотя бы приехал за мной, то… — она качала головой, говорила так спокойно, словно эти слезы, оставляющие на её щеках мокрые дорожки, были и не её слезами вовсе.
Внезапно Блейз понял, понял до конца, почему тогда не сложилось. Они ждали друг от друга чего-то, что позволило бы им окончательно перешагнуть черту, но так и не дождались. Возложили друг на друга надежды, которые так и не оправдались. Джинни хотела услышать от него слова, которые он и сам хотел от неё услышать, но ни ей, ни ему не хватило смелости, чтобы озвучить их.
Словно взглянув на неё впервые, Блейз тихо спросил:
— А разве ты хотела, чтобы я приехал за тобой? Ты же не отвечала на письма, я думал, тебе все равно…
Джинни отчаянно замотала головой. Казалось, ещё чуть-чуть и она окончательно сломается: тело уже потряхивала мелкая дрожь.
— Я… Я ведь тоже…
Больше она говорить не смогла, но ему и не нужно было большего. Все самое важное он понял итак.
До конца не осознавая, что он делает, Блейз схватил её лицо в свои руки, отчаянно притянул к себе и поцеловал её. Она не сопротивлялась, наоборот, с готовностью прильнула к нему, прижалась так горячо, словно хотела выразить в этом жесте все, что наболело, зарубцевалось, а теперь вновь вскрыто и вот здесь, на поверхности. Они прижимались друг к другу губами, языками, говорили что-то бессвязное и оба понимали, что это их последний поцелуй, что такого больше уже никогда не будет. Руки блуждали по телам друг друга, воздуха мучительно не хватало, но Блейз скорее предпочел бы задохнуться, чем оторваться от неё. Только сейчас, сжимая её в своих объятиях, он понял, как сильно скучал, как безумно ему не хватало её все это время. Была б его воля, он бы ни за что не прервал этот поцелуй, но всё решила она сама: внезапно, упершись ладонями ему в грудь, она с силой оттолкнула его. Её лицо раскраснелось, стало абсолютно мокрым от слез, губы дрожали, а в глазах отражались все те эмоции, которые он испытывал сам: отчаяние, безнадежность, растерянность и боль, боль, которая затмевала все прочие чувства.