Лабиринт памяти
Шрифт:
Этой ночи, полной крови и беспомощных криков, Драко хватило, чтобы окончательно возненавидеть Воландеморта и его маниакальное стремление истребить всех магглорожденных волшебного мира.
И поэтому спустя месяцы, в момент, когда он решил ввязаться в ту игру с Грейнджер, он испытывал какое-то извращённое удовольствие от факта, что идёт наперекор вбитым в его голову принципам.
Грейнджер его не разочаровала. Драко с удивлением обнаружил, что она откликается на каждое его прикосновение, что она реагирует на его слова и призрачные намёки на ту ночь сумасшедшей смесью невинного смущения и откровенной похоти,
Он был пьян, расстроен вестью о том, что отца посадили, но её губы и жаркое тело, о котором он невольно фантазировал в моменты секса с Мишель, смогли заставить его забыть обо всём.
Драко возненавидел её, потому что начал понимать, что всё заходит слишком далеко, но не он может остановиться. Он по-прежнему провоцировал Грейнджер и даже специально стал водить Мишель на то место, где она в прошлый раз их застукала, лишь бы вновь лицезреть желанную реакцию.
Но Грейнджер так и не соизволила прийти. Ни разу. Она словно намеренно игнорировала его завязавшуюся интрижку и отворачивалась каждый раз, когда натыкалась взглядом на них с Мишель.
И в какой-то момент Драко, движимый ненавистью и желанием что-то доказать, решил пойти на отчаянные меры. В день, когда они договорились о совместном занятии, он заманил Мишель в класс, зная, что Грейнджер точно всё увидит. Его заводила одна мысль о том, что, наконец, он сможет вывести Гермиону на чистую воду, сможет окончательно убедиться, что та лишь притворяется правильной занудой, а на самом деле — не более, чем обычная шлюха.
Но всё пошло не так.
Он не думал, что Грейнджер разозлится, но она разозлилась. Он не думал, что сделает это сам, но пришёл в гнев от того, что на этот раз в её взгляде не прочитал привычного вожделения.
Он не думал, что начнёт сам её провоцировать, пытаясь пробудить её инстинкты, и не ожидал, что, помимо прочего, это вызовет агрессивную реакцию. Грейнджер умела ударить словами, что и сделала, больно задев, и тогда Драко решил не оставаться в долгу и отыграться своим, хорошо ему известным способом.
План был такой: унизить её, доказав, что она захотела его — бывшего врага и Пожирателя Смерти. По плану Драко должен был довести её до такого состояния, что чуть-чуть — и она готова будет умолять её трахнуть, и в этот момент бросить, тем самым наказав.
Но всё это полетело к чертям, когда Драко осознал, что сам хочет её настолько сильно, что просто не может уйти.
Он почти справился, но сплоховал в последние мгновения. Он просто не смог воспротивиться умоляющему, отчаянному, похотливому взгляду Грейнджер, весь вид которой кричал, чтобы он закончил начатое.
Возможно, он бы даже смог её трахнуть, но тогда это означало бы, что он добровольно вышел из игры. К тому же, как бы он ни пытался бороться с предрассудками, они по-прежнему сжирали его изнутри, напоминая, как низко он пал, раз захотел грязнокровку.
Только поэтому Драко, собрав всю силу воли, ушёл из класса — злой, раздосадованный
В особенности Грейнджер, мысль о которой заставила его постыдно кончить, когда он зашёл в ближайший туалет и запустил руку себе в штаны.
***
Драко понимает — это нужно прекратить. Его любопытство завело его слишком далеко, раз он уже несколько дней не может спокойно смотреть на Грейнджер, вспоминая, как она извивалась под его пальцами. И поэтому он старается делать вид, что ничего не произошло, что всё как прежде.
Он старается ей доказать, какой самонадеянной дурой она была, полагая, что он может её хотеть.
Но он снова терпит поражение, когда они приходят на общую пару трансфигурации. Драко был уверен: Грейнджер будет избегать его взгляда, будет краснеть и сгорать от стыда, невольно вспоминая о крахе своей безупречной репутации. И он никак не ожидал, что она будет смело смотреть ему в глаза, вести разговор и вообще всем видом показывать, что её нисколько не волнует произошедшее.
Во всяком случае, Грейнджер мастерски удаётся изображать равнодушие, и это злит, выводит из себя.
Уже в который раз всё идёт совершенно не по плану.
Особенно остро Драко это осознаёт, когда ощущает, что Грейнджер сегодня сидит гораздо ближе, чем обычно: так, что её бедро тесно прижато к его собственному. Грейнджер слегка подаётся вперёд, и её колено скользит вдоль ноги Драко, заставив того чувствовать напряжение в паху. А потом она и вовсе решается на грязные приёмы: потягивается, прогибаясь так, что Драко заставляет себя не смотреть, но смотрит, как натягивается ткань на её груди; невзначай прикасается к нему, как раньше делал с ней он, а добивает тем, что, когда они выходят из класса, роняет перо и, не сгибая колен, наклоняется за ним. Конечно, её юбка не настолько коротка, чтобы позволить Драко увидеть всё, что он хотел бы, но она задирается достаточно, чтобы его и без того взбудораженная фантазия дорисовала остальное.
И поэтому, когда Драко в этот же день снова наталкивается на неё в совятне — определённо, самое популярное место их встреч, — он, почти не думая, хватает её за плечи и прижимает к стене, распугивая вмиг встрепенувшихся птиц.
— Какого чёрта ты делаешь? — рычит он, пытливо смотря на Гермиону.
Она пару раз моргает, справляясь с шоком, а затем её лицо приобретает злое выражение.
— Отпусти меня, Малфой. Сейчас же, — хмурится Грейнджер.
— Я ещё раз спрашиваю: какого чёрта ты делаешь? — встряхивает он её и наконец видит проблеск понимания во взгляде, в котором читается ещё что-то, похожее не торжество. Впрочем, Драко не удаётся в этом убедиться, потому что лицо Грейнджер вновь приобретает знакомое выражение безразличия с той лишь разницей, что её глаза блестят больше обычного.
А ещё Грейнджер молчит. Просто изучающе смотрит на него и молчит, выжидая, а Драко чувствует себя идиотом.
— К чему эти ужимки, Грейнджер?
— Думаю, тебе лучше спросить у Мишель, раз она жить без них не может, — откликается Гермиона, и Драко удовлетворённо замечает, что её голос слегка звенит от раздражения.
— Не строй из себя дуру, — насупившись, качает он головой.
А Грейнджер, будто расхрабрившись, шагает навстречу. Похоже, она зла. Очень зла.
— Неужели? Тогда почему ты всё занятие пялился на меня?