Лабиринт памяти
Шрифт:
Драко понимает, к чему она ведёт. И ему это не нравится.
— Ты намекаешь, что я захотел тебя? — недобро ухмыляется он и демонстративно скользит взглядом снизу вверх по фигуре Грейнджер. — Поверь, из всех девушек Хогвартса ты бы стала последней, с кем я…
— Вот как? — вспыхивает Гермиона, резко оборвав его на полуслове. — Мне так не показалось, когда ты прижимался ко мне всем телом в ту ночь, Малфой.
Когда эти слова произнесены вслух, они оба ошеломлённо замирают. Грейнджер выглядит так, словно сказала что-то, давно вертящееся на языке, но до сей поры старательно сдерживаемое. А Драко просто смотрит
Снова.
— Это не так, — сквозь зубы говорит он, пытаясь скрыть гнев от того, что Грейнджер раскусила его.
Вместо ответа она странно, почти горько усмехается и делает шаг к нему, оказываясь непозволительно, невыносимо близко. И Драко знает, что ему нужно отскочить от неё, как от прокажённой, знает, что нужно унизить и наказать словами за то, что она посмела просто подумать…
Но лихорадочный ход мыслей оборвался в один миг, когда Грейнджер, очевидно осмелев, кладёт одну ладонь ему на грудь, а другую на щёку. Их тела соприкасаются, и Драко чувствует предательское напряжение внизу живота, а ещё не может оторвать взгляд от её губ, которые с каждой секундой всё ближе к его собственным.
Он готов почти застонать, когда Гермиона бедром прижимается к его паху и опаляет горячим дыханием кожу. И он практически закрывает глаза, готовясь к необратимому, но такому желанному, в то время как Грейнджер тихо выдыхает:
— Вот видишь, Малфой, я доказала. Доказала, что ты меня хочешь.
И, прежде чем смысл сказанного доходит до него, она делает волевой шаг назад и, развернувшись, быстро идёт к двери.
Драко настигает её, когда она берётся за дверную ручку, грубо хватает за руку и разворачивает к себе.
Он видит тень страха в глазах Грейнджер, но ему плевать, потому что единственное, о чём он может сейчас думать, это её губы, которые он снова целует, пока взбесившиеся птицы кружат над их головами, будто напоминая, как пугающе, абсурдно всё это выглядит со стороны.
Но это происходит опять, словно в отместку за то, что Драко так отчаянно пытался врать себе и не признавать тот факт, что хочет Грейнджер. И сейчас, вероятно, в наказание, она возбуждала его ещё больше, чем в прошлый раз.
Как только он думает об этом, то чувствует — Грейнджер отталкивает его.
Она тяжело дышит и качает головой. В её взгляде по-прежнему читается вожделение, но в глазах стоят слёзы, а выражение лица решительное, как никогда.
— Нет, Малфой, хватит. Я думаю, мы всё уже друг другу доказали. Это не должно повториться.
Они долго смотрят друг на друга, и Драко почти уверен, что Грейнджер, как и он, изо всех сил борется с желанием продолжить то, что сама же недавно прервала.
И, когда ему кажется: она вот-вот бросится навстречу, Гермиона неожиданно угловато разворачивается и вылетает из совятни.
«Это не должно повториться», — мысленно убеждает себя Драко весь оставшийся вечер, а добрую часть ночи ворочается, не в силах заснуть.
А всё потому, что понимает: да, это не должно повториться.
Но, скорее всего, повториться вновь.
***
Прошло всего два дня, когда он убеждается в том, что был прав.
До Рождества остаётся ничтожно мало времени, и МакГонагалл настоятельно советует всем ученикам поторопиться со сдачей работ, и потому Забини, который в последнее время пребывает
Поэтому им с Грейннджер приходится заниматься вдвоём. Драко мужественно держится целый час, после чего случайно дотрагивается до её колена, и они оба срываются.
На этот раз он заходит ещё дальше и разрешает себе оголить её грудь, не позволяя Грейнджер инстинктивно закрыться руками. Гермиона всё время твердит, что им нужно остановиться, но сама не может этого сделать, и поддаётся, снова ему поддаётся.
А Драко становится плевать, что он продувает в игре, которую сам же и затеял. Он чувствует робкое прикосновение пальцев Грейнджер к своему паху и нетерпеливо помогает той расстегнуть ширинку, а в миг, когда она обхватывает его плоть ладонью, едва сдерживается, чтобы тут же не развести её ноги и не закончить, наконец, эту пытку.
И когда он всё же пытается это сделать, происходит что-то неправильное: он улавливает тень страха и паники в глазах Грейнджер. Ему это не нравится, очень не нравится, и он пытается игнорировать её взгляд, когда притягивает за бёдра ближе, но внезапно она почти выкрикивает:
— Малфой, нет!
И Драко понимает. Конечно, он мог бы догадаться, но просто не хотел думать о том, что…
— Ты девственница? — скорее утверждает, чем спрашивает он, а Грейнджер, заливаясь стыдливым румянцем, отводит глаза и запахивает расстёгнутую блузку.
Драко смотрит на Гермиону, словно впервые. В его душе так много эмоций, которые отрезвляют, бьют наотмашь, что он просто не может найти слов, а лишь делает шаг назад, наблюдая, как та поправляет одежду.
— Пожалуйста, не надо больше, — почти умоляющим тоном просит Грейнджер, всё так же не в силах поднять на него глаза, а затем хватает вещи и быстро уходит, чуть ссутулившись.
Драко чувствует её стыд — стыд за то, что она невинна, и думает, какая же она дура.
Просто в это мгновение Драко понимает, что невольно начинает уважать Грейнджер немного больше. Он знает, что должен отказаться от неё, должен покончить со своим желанием, но вместе с тем осознаёт, что теперь где-то в глубине души хочет… Хочет быть её первым.
И поэтому он подстерегает её после уроков, затаскивая в безлюдные ниши, он ищет с ней встреч и толкает внутрь пустых классов, чтобы вновь насладиться ею, а она всегда, абсолютно всегда борется, вырывается, проклинает его, но всё равно поддаётся. И Драко понимает, что эти дни, наполненные своеобразной игрой, невольно возвращают его к жизни, заставляют забывать об ужасах, из-за которых ещё совсем недавно ему не хотелось жить. Но при этом что-то в душе по-прежнему невольно корчится от осознания, что если они с Грейнджер таки зайдут за запретную — пока что запретную — черту, то всё изменится, и не факт, что какая-то часть Драко, всё ещё слишком зависимая от мнения отца, сможет дать ему спокойно жить с мыслью, что он спутался с грязнокровкой.