Лабиринт памяти
Шрифт:
— Мы с Джинни решили пожениться. Свадьба будет осенью, в сентябре, хотя мы ещё точно не определились с датой.
— И мы хотели, чтобы в этот счастливый день вы все были с нами, — слегка зардевшись, добавила Джинни. – Для нас это очень важно.
Несколько секунд стояла гробовая тишина, словно присутствующие переваривали услышанное, после чего гостиная взорвалась дюжиной радостных голосов, и все кинулись поздравлять будущих молодожёнов.
Гермиона, прислонившись к дверному косяку, наблюдала за радостной суматохой, которая царила в гостиной. Гарри и Джинни утонули в сердечных объятиях друзей и родных, и лишь они с Роном оставались на своих местах. С Роном? Гермиона быстро перевела взгляд на друга, который стоял как вкопанный с окаменевшим лицом. «Этого стоило ожидать», — пронеслось в голове Гермионы,
— Рон… — позвала его Гермиона, на что тот не обратил никакого внимания, и лишь когда её рука коснулась его плеча, слегка вздрогнул. Девушка, осторожно подбирая слова, продолжила: — Рон, они ведь давно встречаются, к тому же это не такая уж неожиданность…
— Ты знала? – резко оборвал её парень, старательно изучая голубую вазу.
Гермиона на какое-то время растерялась, но тут же взяла себя в руки:
— Я… Не думай, что я об этом узнала давно, просто…
Рон опять не дал ей договорить. Вместо этого он, сжав кулаки, повернулся к ней лицом и наконец посмотрел ей прямо в глаза:
— Ты знала.
Из уст Рона эта фраза прозвучала как приговор, и только сейчас Гермиона поняла причину его недовольства.
— Мне он тоже не сказал, Рон. Сказала Джинни сегодня рано утром, когда все ещё спали. Сомневаюсь, что Гарри об этом знает, — не отводя взгляда, тихо произнесла она. – К тому же я считаю, что обиды в данном случае бессмысленны и неуместны. Только посмотри, как они счастливы.
Девушка повела рукой в сторону друзей. Хагрид как раз вытирал подступившие слёзы огромным грязным платком, обнимая другой рукой Джинни, а миссис Уизли целовала Гарри в обе щёки. Раскрасневшаяся младшая Уизли, увидев, что Рон с Гермионой смотрят на неё, помахала им рукой и состроила брату рожицу. Гриффиндорка помахала в ответ и с опаской посмотрела на Рона. В том, кажется, боролись два противоречивых чувства, о чём свидетельствовало то, как он сжимал-разжимал кулаки и переминался с ноги на ногу. В конце концов он, гордо вскинув голову, направился в сторону Гарри и Джинни.
— Рон! – окликнула его Гермиона, но тот лишь отмахнулся и продолжил свой путь. Она прикусила губу, молясь про себя, чтобы тот не наделал лишних глупостей.
Гарри, увидев друга, виновато улыбнулся ему. Круглые очки слегка съехали набок, а и без того непослушная шевелюра, казалось, ещё больше растрепалась. Когда между друзьями оставалось всего несколько шагов, Рон резко остановился и с некоторым вызовом взглянул на Гарри, после чего перевёл взгляд на Джинни:
— А я, между прочим, всё и так знал. Знал, что он сделает тебе предложение.
— И откуда же ты «знал»? – поддразнила брата Джинни, скрестив руки на груди.
— На кольцо случайно наткнулся, когда искал свои перчатки для квиддича. – несколько сконфуженно улыбнулся Рон. – И, в общем, это, поздравляю!
Рон с какой-то неловкостью обнял сестру, после чего, немного поколебавшись, пожал руку Гарри.
— Береги её, старина, — сентиментально сказал он, твердо посмотрев на друга. — Не знаю почему, но она любит тебя больше нас всех взятых.
— А я люблю её больше жизни, — серьезно ответил Поттер, после чего Рон коротко кивнул и, сморгнув, отошел в сторону.
Это был до безумия трогательный момент. Гермиона, стерев слезинку из уголка глаза, подошла к своим лучшим друзьям. Не говоря ни слова, она крепко обняла Джинни, а затем Гарри. Она была уверена, что они поймут всё без лишних слов. И, услышав от Гарри тихое «спасибо», убедилась, что была права.
*
20. 07. 2002
Я помню момент, когда в первый раз увидел её. Это было где-то в Италии, в одном из тех похожих друг на друга городов, которые отличаются только названием. К тому времени отец уже два года как находился в тюрьме, а мать, впав в затяжную депрессию, частенько скрашивала своё бесконечное одиночество алкоголем. Что касается меня, я просто пытался убежать от своей поганой жизни, переезжая из города в город. За мной, как гончие псы, гнались письма от так называемых «друзей», родственников и тех, кому что-то было от меня нужно (как правило, это были ублюдки из Министерства Магии). Смысл всех писем был одинаковым, с разницей лишь в формулировке: в то время как Паркинсон умоляла вернуться в родовое поместье матери и просила «перестать убегать от всего
В общем, как занесло меня в Италию, я не помню, но помню — почему занесло. А ещё помню тот момент, когда впервые встретил её.
Коротко стриженная, с тонкими чёрными волосами и длинной косой чёлкой, закрывавшей половину лица, она чем-то походила на мальчишку своей нездоровой худобой и мертвенно бледной кожей. Казалось, она была единственной девушкой в этой старой полуразвалившейся пивнушке, хотя, разумеется, это было не так. Просто все остальные девушки меркли по сравнению с её необычным для Италии внешним видом. Она сидела за столом в обществе четверых подозрительного вида мужланов в потертых мантиях и что-то громко говорила по-итальянски, активно жестикулируя. Я подошёл к стойке бара, гадая, местная она или нет, и заказал у старого бармена с грустными глазами двойную порцию огневиски. Сделав большой глоток, я продолжил наблюдать за ней. Пепельная, потёртая, но, несомненно, дорогая мантия, слишком бледная для итальянки кожа, которая словно светилась в полумраке заведения, дерзкая короткая стрижка, сильно подведённые черным большие глаза – во всём был некий вызов и ещё что-то…
От размышлений меня отвлёк грудной голос бармена, назвавший чьё-то имя – Элиса Каррера. Оглянувшись, я увидел, что он смотрит на меня и, очевидно, обращается ко мне. Когда я поинтересовался, о чём он, старик устало объяснил, что девушку, которую я так разглядываю, зовут Элиса Каррера, она приходит сюда каждую пятницу вот уже почти целый год, и всё время что-то с кем-то выясняет. Бармен также сказал, что характер у девчонки не сахар, так что лучше к ней даже не подходить, особенно, когда она разговаривает «с этими». Я посмотрел в их сторону и увидел, что они недовольно кривили рты, слушая яростную тираду в свой адрес со стороны брюнетки, и решил, что бармен прав. Сухо поблагодарив старика за предоставленную информацию, я снова повернулся в её сторону. Элиса Каррера. Я произнёс это имя, словно пробуя его на вкус, и в этот момент она умолкла и посмотрела на меня. Чуть прищурив глаза, она буравила меня взглядом, словно проверяла на прочность, на что я отвечал ей тем же. Эта немая игра закончилась тем, что через час мы уже сидели вместе за одним столом, а через два отдавались друг другу в номере дешёвого отеля. Тогда я ещё до конца не осознавал, к чему всё это приведёт, но словно чувствовал, что с этого момента моя жизнь круто изменится. И был тогда прав.
P. S. Это чертовски странно, но мне кажется, ты — единственный, кому я могу рассказать всю эту чушь о своей жизни. Пусть ты и всего лишь дневник.
Д. М.
========== Глава 2 ==========
Soundtrack – Nelly Furtado «All Good Things»
— Что, опять «срочный вызов»? – скучающим тоном поинтересовался Рон, лениво листая журнал «Квиддич сегодня».
В ответ ему из соседней комнаты послышался голос Гермионы:
— Да, нарушение статьи семьдесят пять точка один. Мерлин, где же эта чёртова книга?
Было воскресное утро, за окном стоял чудесный июльский денёк. Солнце, казалось, проникло в каждый укромный уголок дома, явно намереваясь не оставить местечка для темноты и мрака. Именно в такие дни дом Уизли наиболее точно передавал атмосферу, царившую в этой дружной семье. Небольшой, многоэтажный, с виду нелепый дом словно лучился уютом и тёплым светом. Каждая деталь, каждый предмет интерьера говорили сами за себя: это и повидавшая виды мебель, источающая лёгкий древесный аромат; и разноцветные ковры, связанные самой миссис Уизли; и слегка неровные глиняные горшки ручной работы, оберегающие разного вида волшебные растения; и чудесные часы, показывающие местонахождение каждого члена семьи в любой момент времени; и скрип половиц, моментально обнаруживающий чьи-либо шаги; а также весёлый гам голосов, который, казалось, не смолкал ни на секунду. Любой, кто хоть раз бывал в Норе, хотел прийти сюда ещё раз. И, как правило, приходил: двери для гостей всегда были открыты.