Лабиринт зеркал
Шрифт:
Сама я писала о прошлом. Об Элис. Я подумала, что так, наверное, смогу продлить ее недолгую жизнь. Получилось, что я смогла продлить только свои, и без того ушедшие в необозримое будущее, страдания.
Мои жалкие записки и тетради, исписанные неровными растянутыми буквами, были тем немногим, что мне разрешили взять с собой из тюрьмы. Единственным, кроме паршивых воспоминаний. Все, что я нажила за два года. Я и не стремилась прихватить какой-нибудь сувенир, тюрьма – это не то, что можно забыть как страшный сон или годовщину свадьбы. Но было обидно смотреть на тощий рюкзак, в котором вместе с потрепанными листами
Элис никогда не вешала трусы на веревку во дворе. Я сначала предполагала, что она не носит белья. Но оказалось, она не знает, что белье можно надевать повторно. Что это не как салфетки и тампоны – вещи, которые после использования сразу выбрасывают.
На мой последний день рождения – нормальный, до тюрьмы и Джейкоба, до унылой жизни, которая вмещается в рюкзак вместе с дезодорантом и пачкой затвердевшего печенья, Элис всучила мне сверток с кружевами и завязками от Victoria’s Secret2. То есть всучила бы, будь это прежняя Элис. Другая Элис, занявшая место моей любимой подруги, вялой рукой подвинула сверток ко мне. Упаковочная бумага жалобно зашуршала, цепляясь за складки на больничном одеяле. Как будто это были горы или иной сложный рельеф. Самый печальный день рождения. Еще хуже, чем в тюрьме, если честно.
***
Выплюнув холодную воду, провожу пальцами по губам. Не думаю, что еще хотя бы раз захочу чистить зубы. Если я намерена поддерживать себя в порядке, мне придется найти место, где есть водопровод и ванна. В смысле такие, чтобы работали. Ибо и то и другое я нашла в замке. Старые трубы в потеках ржавчины с лохмотьями лиан и огромную, похожую на утробу чудовища, чугунную ванную. Ножки, сделанные в форме львиных лап, обвивали побеги сухой травы, а внутри скопилась мутная коричневая жижа. Плюнув в самый центр зловонного болотца, я безучастно смотрела, как слюна дрейфует по темной поверхности воды. Неожиданно мне представились монстры, вылезающие оттуда. Обтянутые черной шершавой, как у крокодилов, кожей пальцы, хватающиеся за широкий покрытый грязью бортик. Тихие всплески и горящие жестокой жаждой глаза.
Тряхнув головой и прогнав наваждение, я спускаюсь по лестнице и набираю во внутреннем дворе кувшин воды. Я узнала о колодце из легенд, которые читала в тюрьме. В легендах это был волшебный родник, над которым основатель замка, человек по фамилии Каллен, соорудил колодец. На деле колодец оказался на месте, но вот родник был самым обычным источником. Либо я не сообразила, в чем кроется волшебство. Но так всегда в моей жизни. Есть знамения, предпосылки, а волшебства не получается.
Когда я в поисках сухих дров и подходящей посуды захожу на кухню, в дальнем углу, там, где дремлет древний холодильник, я замечаю какое-то движение. Объятый паникой мозг говорит: «Это он пришел за тобой». Закрыв глаза, пячусь к стене, пока спина не упирается в шершавые камни.
«Я же говорил, что найду тебя, тварь. Вырежу твое сердце, разбросаю кишки по всей округе. Ты не убежишь».
Нет, тебя здесь нет. Это не ты, Джейкоб. Ты не
***
Когда вода закипает, бросаю в кастрюлю кукурузную крупу, купленную несколько дней назад, и немного сухих грибов. Не самое лучшее сочетание. Прямо как мы с Элис. Два почти несовместимых ингредиента.
Я, как правило, торчала рядом с дверью. Она сидела за лучшим столиком в столовой. С лучшими девчонками. Но для Элис они были все равно недостаточно хороши. Однако ей тоже выбирать не приходилось. В Форксе всегда была только одна школа, и мы все варились вместе, как в большом котле. Наши мысли бурлили, кипели и выливались через край.
Она первая заговорила со мной. Сказала:
– Ты так странно на меня смотришь.
– Шутишь, на тебя ведь все странно смотрят.
– Они смотрят на меня, как на королеву, а ты как будто готова принести мне жертву.
– Если будет нужно, - я скромно опустила глаза.
– Сделаешь это для меня?
На следующий день я стащила из раздевалки вещи Джес Стенли и позвала парней. После этого пошли слухи, что Джес шлюха и спит с каждым. Можно сказать, это была первая моя медиа кампания. В тот же день Элис пригласила меня в гости. Подарила старый розовый свитер, который ей надоел, и обещала записать к приличной маникюрше. В обед она оставила своих «золотых» подруг и поставила свой бокс с салатом, обезжиренным йогуртом и кусочком лимонного пирога на мой стол. Кажется, в тот день несколько сотен человек разучились дышать. А потом разом выдохнули.
***
Время как поток. Время словно ручей, и я позволяю дням утекать куда-то вперед. Бездумно впитываться в иссохшую почву рутины. Я не делаю ничего. Не пытаюсь улучшить свою жизнь. Или хотя бы что-нибудь изменить. В замке много часов, но ни одни не показывают время. Заряд в телефоне нужно беречь. Может быть, в этих стенах живут призраки, но розеток точно нет. Ближайшая находится в городе. Туда я выбираюсь раз в две недели. Сажусь на украденный велосипед и несколько часов в сосредоточенном молчании налегаю на педали. В такие моменты я чувствую себя еще одним чудовищем, обитающим в замке. В отличие от остальных, способным покидать место заточения, но таким же брошенным и забытым.
Тело действует без подсказок и усилий, мне не нужно включать голову для того, чтобы не врезаться в дерево или потеряться. Дорога одна, она прямая и безлюдная. Такая же, как я ее запомнила. Обрывок черной ленты, брошенный между старых деревьев, покрытых мхом, и коричневых полей.
Прожив месяц в замке, я забываю, что в мире существуют другие цвета. Что-то, кроме темных приглушенных тонов. Самый яркий – это цвет моей старой майки. Бордовый. Такой же, как цвет последних виноградных листьев, которые я изредка нахожу по углам. Они добивают треснувшие стены и гнилую мебель.
Когда холода усиливаются, я приступаю к растопке камина. Не того, что открыл гигантскую пасть в центральном зале, я начинаю с камина в одной из спален. Он не такой устрашающий, и я уверена, что справлюсь. Если какое-нибудь животное не нашло последний приют в дымоходе.
В ответ на мое страстное желание серые щупальца дыма послушно исчезают в покрытой копотью трубе. Однако проходит почти целый день, прежде чем воздух прогревается, и холод медленно перетекает за порог, прячясь в непроглядном мраке пустых комнат.