Лабиринты любви
Шрифт:
— За что ты ее била?
— Нажаловалась? А что я пережила, пока ты сидел, представляешь? А она снова около тебя крутится, значит, тебе опять в тюрьму? Хорошо, я ей космы все не повыдергивала.
— А потом?
— Потом она дала мне ключи от квартиры и твоя мать, как взломщик, отправилась шарить по чужим шкафам, чтобы принести твоей зазнобе ее заграничный паспорт, дневники да куртку, что ей мать-покойница шила.
— Зачем?
— Чтобы она могла получить визу во французском посольстве и уехать со своей театральной студией из страны. Она ведь тебя сильно любила. Я поняла, что ее ничем удержать нельзя. Она или себя, или тебя погубит, или отца убьет. Надо было вас выручать.
— Но ведь отец мог за ней следить.
— Он и следил, а она взаперти у Нины Петровны сидела, через подъезд от тебя.
— Мама, сейчас-то и то срочно не уедешь, а тогда 91 год, август, как?
— Я продала бабушкины сапфиры за доллары, съездила в эту студию, поговорила с руководителем. Оплатила ему билет до Парижа, он включил Элю в списки. Из посольства прислали приглашение, сейчас принесу — храню зачем-то. Вот, читай. С этим приглашением — в консульский отдел, виза. Потом билеты. Когда я ей принесла паспорт и билеты, она молча мне в ноги упала.
— Благодарила?
— Эх, дурень ты. Свидание с тобой выпрашивала.
— Ты не разрешила.
— Почему же, что я — не женщина? Разрешила. Накачала тебя димедролом, а ночью накануне отъезда ее привела. Она до рассвета просидела около тебя. Руки тебе целовала. Не плакала, шептала что-то. Потом подошла ко мне и поклялась памятью своей мамы, что никогда не будет тебя искать или встречаться с тобой, даже случайно. Я дала ей денег, что остались, на дорогу, и утром отвезла в Шереметьево. Там ее девчонки быстро переодели и в толпе довели до паспортного контроля. Отец ее, видно, про паспорт в этой августовской суматохе забыл, и ей удалось границу проскочить. А сейчас-то что с ней, ты знаешь?
— Ее отец отдал мне вот эти тетради.
— Да, я их в шкафу за Гончаровым нашла.
— Сейчас она во Франции, актриса, замужем, родила сына. Она нашу любовь всю вылюбила до капли и теперь свободна и счастлива.
— А ты разве ее не забыл?
— Нет, мама. И если в душе плещутся остатки прежней любви, то новая любовь всегда горчит.
— Это красивые слова. Отдай мне ее дневники.
— Зачем?
— Затем, чтобы твоя молодая жена их не нашла.
— Тогда лучше их уничтожить.
— Нет, они могут пригодиться твоим детям и тебе, когда ты станешь отцом.