Лаки
Шрифт:
Нет, он никогда не продаст «Маджириано». А она сама – действительно ли она хочет выделиться?
Да, хочет. Там, где правит бал Сьюзан Мартино, для Лаки места нет.
Кроме того, у нее тоже есть право на свою жизнь. И ей необходимо сменить обстановку.
ГЛАВА 20
Лучик оказалась совсем не старой, не толстой и не страшной, хотя в уголках ее глаз собрались морщинки, глубокие борозды пролегли по обеим сторонам рта и она употребляла слишком много косметики. Обломки
По подсчетам Ленни, ей было, по меньшей мере, под шестьдесят. Он почувствовал себя мальчишкой, когда она оглядела его с ног до головы наметанным взглядом и сказала нараспев:
– Фокси говорит, что ты острый, как перец. Ну-ка, докажи мне сегодня вечером, что он прав!
О, где те времена, когда он ей доказал бы все, что угодно!
– Попробую, – ответил он с кривой усмешкой.
– Если ты хоть что-то взял от своего отца, то на одном разе ты не остановишься.
Значит, все верно – Джек Голден действительно успел в свое время насладиться божественной плотью Лучика.
К счастью, он ей понравился.
– Ленни, – заявила она великодушно, – ты почти такой же забавный, как и твой отец. По-другому, конечно. От Джека Голдена зрители кипятком писали. Но мир, видать, изменился, и ты почувствовал, что им нужно теперь.
Она помешала в бокале виски пополам с молоком – ее любимый напиток – и продолжала:
– Слушайся Фокси, он знает свое дело. А в нашем деле знание решает все.
Она откинула прядь волос, по-прежнему густых и блестящих.
– Я – другое дело. Я просто старая кляча, которая бездумно следует своим инстинктам.
Ленни подумал, что «старой кляче» лучше бы не носить при нем низко декольтированных платьев. Всякий раз, как его взору представала ее широкая грудь, у него разыгрывалось воображение. Не так-то просто избавиться от воспоминаний юности.
А как она выступала! Она ничего не стала менять по сравнению со старыми временами. Та же улыбка, те же волосы, туфли на «гвоздиках» и боа из перьев. То же неуловимое движение руки, которое не позволяло увидеть ничего, хотя казалось, что видишь все. Старомодный обман. Девочки снимали с себя все, но Лучик, слава Богу, оставалась верна себе. Здесь что-то промелькнуло, там – или показалось? И никакой грязи. Она приходила посланцем ушедших времен, и публика с ума сходила от восторга.
– Она выходит на сцену раз в неделю, – сообщила Ленни девушка с востока. – И ее обожают.
– Охотно верю.
– Иногда в день ее выступления у дверей выстраивается очередь.
Ленни не находил в этом ничего удивительного. Алиса лопнула бы от зависти, если бы узнала, что на Лучика все еще ходят. Он позвонил матери: а вдруг случилось чудо и она беспокоится, что с ним и как?
Она не стала спрашивать, чем он занимается, где живет и вообще ничем не поинтересовалась. Алиса только объявила:
– Ленни, тут один двадцатипятилетний
Он глубоко вздохнул и, предпочитая не отвечать, сказал:
– Я работаю у Фокси. Ты знаешь, что твоя подруга Лучик по-прежнему раздевается?
Стрела попала в цель.
– Как! – воскликнула она после долгого молчания. – В ее возрасте?
– А сколько ей лет?
– Лучше не спрашивай. Достаточно, чтобы понять, что ей следовало бы давно угомониться.
– Но ее любят.
– Кто?
– Публика.
– Меня тоже любили, – печально вздохнула Алиса. – А некоторые любят и до сих пор. Как по-твоему, роман с двадцатипятилетним можно назвать совращением младенцев?
– Только если вы будете заниматься совращением.
– Не хами.
– Фокси помнит тебя.
В ее голосе появились кокетливые нотки.
– Старый развратник. Как он за мной ухлестывал! И член же у него был! Он очень любил показывать его девочкам. Но я никогда не позволяла ему... ну, ничего лишнего. Ты понимаешь меня, милый. Никогда.
Что, конечно же, значило, что они трахались до опупения.
– Я подумал, что ты можешь захотеть посмотреть мое шоу, – предложил он. – Я мог бы заехать за тобой, а потом отвезти тебя домой.
– Я ненавижу скоростные дороги.
– Можем ехать и не по скоростной.
– Я ненавижу ездить на машине.
– Я поведу.
– Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Кроме того, нужны мне очень Лучик и Фокси. Я никогда не любила их обоих.
– Да брось ты, она была твоей лучшей подругой. Кроме того, я приглашаю тебя посмотреть мое выступление.
– Твое! – она бесцеремонно расхохоталась. – Твое выступление, с твоими грязными словечками и двусмысленностями. Одного раза вполне достаточно, спасибо. Доживи твой отец до сегодняшнего дня, он отказался бы от тебя.
А разве от него давно уже не отказались?
– Ладно, все, – отрезал он и повесил трубку.
И чего он беспокоился? Алиса Голден плевала на всех, кроме себя самой.
На похороны почти никто не пришел. Парочка подруг, с которыми мать играла в карты, старый кузен из Тахое и три соседки. Не слишком большое собрание, но Джесс сделала все, что было в ее силах, и пригласила их всех на поминки, где гостей ждали жареные цыплята по-кентуккийски, картофельные чипсы и дешевое красное вино.
Вэйланд показал себя прекрасным хозяином. Он небрежно помахал в знак приветствия, передал Джесс ребенка и уселся под деревом, где весь вечер чистил себе ногти и бессмысленно смотрел в небо.
Джесс подавила раздражение и развлекала гостей, накормила Симона, уложила его, прибралась и отправилась на работу. Она не взяла отгул. Проводить лишние часы в компании Вэйланда – нет уж, увольте.
Матт нарисовался незамедлительно. Он неуверенно подошел к ее пока еще свободному столу, уселся и спросил: