Ламбрант-некромант
Шрифт:
— Пришло время мне говорить, а тебе — слушать, — ухмыльнулся Ламбрант, обойдя бочку.
Он мазнул палец в пузырящейся твороженной массе и попробовал на вкус. Получилось довольно неплохо. Хотя смертных таким лакомством не накормишь. Гелеонт же пытался мычать, хрипеть, кашлять, однако тем самым причинял себе лишнюю боль.
— Гвардейцы пасут моё поместье каждую ночь, — с досадой сообщил Павлов, теперь уже размазывая прокисшее молоко по своей груди и животу. — Это доставляет куда большее неудобство, чем ты испытываешь сейчас. Но я же не ною и не воплю. Ведь так?
Он склонился к Кирсанову,
— Так вот, — продолжил Ламбрант, — убивать тебя в мои планы не входит… пока что. Ты же не самый тупой советник в экзархате, да? Наверняка понимаешь, что убить тебя можно было бы гораздо раньше и проще, без всего этого цирка с гвардейцами и тайными ночными свиданиями. Ведь так?
Гелеонт опять не сразу сообразил, что надо промычать или кивнуть, поэтому очередной клок волос оказался в руках у Павлова. Он с улыбкой прилепил их себе на грудь поверх размазанной твороженной массы. Немного шерсти на его бледном теле смотрелось вполне себе эротично. Во всяком случае, так думал Ламбрант. Он завидовал тем красавцам, у которых грудь и живот украшали завивающиеся волосы. Единственным заросшим местом у него оставались копыта и пах. Поэтому эксперименты со внешностью иногда представлялись ему забавными.
— Сейчас меня больше интересует вопрос про мощи Реазарха, — признался он, вновь повернувшись лицом к пленнику. — Ведь они у тебя, верно?
На этот раз Кирсанов замотал головой со всей силы, насколько ему позволяли тугие цепи, сковавшие всё тело под бурлящей молочной жижей.
— А у кого тогда? — нахмурился Павлов.
В ответ Гелеонт что-то настойчиво и долго мычал. Ламбрант даже ни разу не перебил его, внимательно вслушиваясь в этот голосовой гул.
— Что-что? У кого? — уточнил он и вновь с наслаждением заулыбался под бессвязные вопли беса.
— Птьфу… у этого мальчонки! — прокричал Кирсанов, когда Павлов вытащил деревяшку из его рта. — Он стибрил мощи и пытался набить себе цену!!
— Какой шустрый, — согласился Ламбрант. — Но он любезно привёл тебя ко мне. Ровно так, как я и просил.
— Чтоб он сдох, белобрысая мразь! — прокричал пленник, и в следующую секунду деревяшка опять закрыла ему рот.
Павлов с задумчивым видом посмотрел на потолок, потом на экран телевизора. Там как раз показывали рекламу местного похоронного агентства.
— В твоих словах есть доля логики, да, — сказал он, выдержав очередную паузу. — Если бы мощи были у тебя, ты бы обязательно воспользовался ими. Если бы они были в экзархате, твои гвардейцы тогда не караулили бы у Гординского. Значит, у бесов ничего нет.
Ламбрант потрепал Гелеонта за рога, а затем затолкал его мычащую голову под молочную жижу и захлопнул сверху плотную крышку. Кирсанов несколько минут издавал изнутри глухие стуки, но вскоре затих.
Насвистывая что-то себе под нос, Павлов поднялся из подвала на первый этаж и поморщился от солнца. Рассвет наступил недавно, но ярко было уже как в летний день. Придётся надеть темные очки и намазаться маслом. В конце концов, пусть парнишка из университета расскажет свою версию о флейте.
Подъезжая к загородному коттеджному посёлку, Ламбрант почуял суету и сильный трупный запах. Такие ощущения никогда его ещё не подводили. Поэтому спецмашины криминалистов возле дома Падериных уже не удивили Павлова, несмотря на ранний час. Он достал мобильный телефон и проверил несколько городских новостных сайтов. Однако ни о каких интересных преступлениях за неделю там не сообщалось. Что ж, придётся прикинуться репортёром, решил люциферит и достал из бардачка удостоверение редакции газеты «Вечерняя Волга».
Пройти во двор заветного дома удалось почти сразу. Ламбрант посверлил взглядом тучного мужика в милицейской форме, который охранял вход, и тот уже через минуту почувствовал шевеление в своём объёмном животе. Устранив преграду, Павлов нацепил журналистский бейджик и уверенно вошёл в здание.
Пахло здесь отвратительно. Впрочем, от смертных всегда тянуло тухлятиной, даже от живых. Неприятный запах преследовал люциферита давно, и по нему он обычно безошибочно определял, что где-то поблизости человек. За годы после перерождения Ламбрант стал привыкать к этому, но старался, оказавшись в толпе, смазывать ноздри чем-нибудь пробивным. Вот и сейчас рука невольно потянулась в карман и вытащила тюбик с ментоловым кремом.
— Правильно, — одобрил его жест пожилой мужчина с кисточкой, который выискивал отпечатки на дверном косяке перед гостиной. — Тут без респиратора вообще кошмар. Тебе повезло, что недавно трупы вынесли.
— Павел Лампов, — представился Ламбрант, показав ему удостоверение. — Руководство разрешило.
— Шустро так новости расходятся, — улыбнулся криминалист. — Но в комнату не пущу, ещё работаем.
— Понимаю, — кивнул Павлов, попутно осматривая бардак в прихожей. — А тела где находились?
— Туда под лестницу пройди, — указал мужчина вглубь дома. — Но дышать там не советую. Наши жмурики недельку пролежали в замкнутом пространстве да в воде.
Ламбранта такой факт ничуть не удивил. Он видел много жутких мест, обезображенные и расчленённые трупы, лужи крови и все такое прочее. Удостоверение газеты «Вечерняя Волга» давало возможность присутствовать на самых разных криминальных происшествиях, благо главный редактор был родственником руководителя областного МВД. Но интересовали раннего «журналиста» вовсе не подробности убийства, а мощи Святого Реазарха. При обычных обстоятельствах определить, находятся ли они в здании, не составило бы особого труда. Однако сильный трупный запах, который въелся, казалось, во всё в этом доме, сильно притуплял чувства.
— Официальный пресс-релиз будет к обеду! — раздался сверху недовольный голос, и к ним спустился мужчина с родинкой на подбородке. — Так что сейчас ни о чём, кроме как о факте убийства семьи, писать не надо.
Поняв, что перед ним следователь, Павлов почтительно кивнул и оглядел зал со стороны прихожей. У дивана засохла огромная кровавая лужа. Почти весь ковер окрасился в бордово-коричневый цвет. Посередине комнаты валялся стул с серебристыми лентами скотча и тёмными густыми пятнами на сиденье. Ощутить в такой обстановке хоть какой бы то ни было намёк на мощи Святого Реазарха совершенно не получалось.