Ламбрант
Шрифт:
—Вы чего-то недоговариваете, наставник?— заметил Павлов, слушая, как капли дождя барабанят по крыше «девятки».
Берт смутился, на секунду отвернулся к своему окну и тяжело вздохнул.
—Жить самостоятельно, вне экзархата – штука серьёзная и опасная. Скорей всего, тебя примут черти, если не узнают, кто ты есть на самом деле.
—А если узнают?
—Я постараюсь этого не допустить,— обнадёжил он больше себя, нежели ученика.— Лишь по данной причине я хочу нарушить один запрет и свозить тебя в кое-какое место из твоей прошлой жизни, чтобы ты вспомнил гораздо больше и мне стало ясно, в чём причина твоей смерти...
Тёмный девятиэтажный дом стоял почти на окраине микрорайона и был очень знаком Легонту. Перед глазами в который раз за этот ненастный вечер замелькали образы, картинки, кадры, и он понял, что здесь живёт кто-то близкий. Бертран закрыл машину и повёл ученика в тёмный подъёзд, прикрываясь от холодных брызг воротником новой красной куртки. Когда они поднялись до четвёртого этажа, бес попросил Павлова задержаться на ступеньках, а сам подошел к двери с номером 14. Неофит с подозрением оценил эти действия опекуна, но послушно стоял в тени, одновременно пытаясь выудить из глубины сознания побольше знакомых кадров. Он вспомнил, что в этом подъезде когда-то поранил ногу, неаккуратно сбежав по лестнице. А ещё здесь он часто болтал с друзьями за раскуриванием сигарет. Здесь находился его дом, теперь Легонт не сомневался и ждал, покуда Берт позовёт к себе.
Голос наставника было трудно услышать. Тот намеренно заговорил с кем-то шёпотом, затем исчез за дверью, и минуты ожидания потекли дальше. Легонт закрыл глаза, прислонился к стене и стал погружаться в омут прошлого, которое всё отчётливее всплывало в его раненной голове. Сначала привиделись книги по сатанизму и любимый труд Энтони Ла Вея – «Чёрная Библия». Один за другим пришли постулаты этого произведения, цитата за цитатой, страница за страницей, которые он выучил практически наизусть. Через мгновенье почудились десятки зажжённых свечей, расставленные на полу в виде пентаграммы, и чёрные фигуры, замершие вокруг этой красоты. Чей-то голос читал библию Ла Вея, добавлял свои комментарии, переходил на латынь и на иные незнакомые древние языки. Перевёрнутый крест, серебряные украшения, какие-то травы, кровь – это всё было с ним, было совсем недавно. А потом он и ещё шестеро его приятелей направились в церквушку и буянили там, скрыв собственные лица в чёрных масках. Но тогда никто его не убивал. Наоборот, ему было хорошо с этими хулиганами, он получал удовольствие от глумления над святым местом.
—Легонт, подойди,— окликнул его опекун из мглы лестничной площадки.
—Он действительно не помнит меня?— донеслось из-за спины Бертрана, и в голове Павлова разразилась нестерпимая боль. На пороге стояла Элина Евгеньевна – его мать, которая с недоумением уставилась на вернувшегося сына.
—Мама,— простонал он, почувствовал головокружение, пошатнулся и мигом лишился сознания.
глава 9
Больно.
Глаза не сразу разобрали, что наступило утро. Хотя предположить, который час, было сложно. Голова раскалывалась на две чёткие половины, и прикасаться к ней совсем не хотелось. Мама приходила и уходила, проверяя состояние изменившегося Павла и пытаясь напоить его горячим чаем. Казалось, она не спала всю ночь и без остановки плакала. Потом звонил телефон, громко, нудно и долго, отчего возникло сильное желание разбить его о пол. Откуда он только взялся, ведь в памяти отчётливо запечатлелось, как он рассыпался на осколки! Когда же сон окончательно отступил, удалось сесть и опереться спиной о стену.
—Вот так, вот так,— повторяла Элина Евгеньевна, суетясь возле Легонта и надевая на его жутко холодные ноги негреющие шерстяные носки.— Сейчас-сейчас, включу обогреватель...
Сказать что-либо мешала неутихающая боль, которая пронзила череп и впивалась всё глубже, добираясь до самой сердцевины мозга. Периодически на парня накатывала глухота, и расслышать, о чём говорить беспокойная мать, вообще не удавалось. Кое-как просидев в таком состоянии несколько ужасных часов, Легонт вновь повалился на мокрую подушку и перед тем, как погрузиться в сон, понял, что она насквозь пропитана тёмной кровью.
В следующий раз, когда чувства вернулись к измождённому телу, в комнате уже горела неяркая настольная лампа. Губы обжигала ложка с бульоном, а в носу играл какой-то аромат. Правда, какой именно, оставалось неясным, но он, несомненно, был. Покормив сына, Элина Евгеньевна надела на его ледяные ноги старые валенки, а руки спрятала в бесформенные варежки. Теперь Павлов знал, что носил их ещё в восьмом классе, в самые свирепые морозы и вьюги. А сейчас они пытались вернуть его пальцам нормальную температуру.
Бертран появился уже поздно ночью, разбудив ученика от чёрного мира сновидений. На этот раз подушка была поменьше, а кровь вообще исчезла. Зато глаза не различали цвета, а боль вернулась с новой силой. Усадив подопечного, бес начал что-то рассказывать, изображать руками какие-то фигуры, писать на листке неразборчивые слова. Да только зря старался, Легонт абсолютно не ощущал реальности и вскоре провалился в очередной сон, на этот раз недолгий. Забыться не дала резь в голове, которая то вдруг усиливалась, то внезапно стихала. Лежать совсем не получалось. Тело устало и замерзало от необъяснимого холода. Пришлось сидеть и изредка касаться набухших выступов на макушке. Ей-богу, со вчерашнего дня они заметно увеличились и сильно чесались. Ещё и шрам продолжал мучить своего владельца. Причём в самые болезненные моменты, когда терпеть такое просто не оставалось сил, перед Павловым загорались страшные жёлтые глаза, мелькали чёрные деревья, зеленый мох, утопленная в темной воде берёзка, страшное лицо врага, взмах топора и снова пустота.
Не обнаружив возле себя никого из близких, Легонт сполз на пол, прижался к тёплому коврику, вдохнул в себя пыль, скопившуюся на нём, и перевернулся на спину. Взгляд упёрся в далёкий серый потолок, и он внезапно стал близок к лицу. Да, теперь Павлов прижимался не к половику, а к выкрашенной известью поверхности, от сумасбродства начиная лизать её. Приметив форточку, он перекинулся к ней, задел на пути какой-то цветок и неосторожно опустился на подоконник. Стекло было таким же тёплым, как пол, однако елозить по нему языком не получилось. Легонт опять прилип к потолку и закружил возле люстры, чувствуя от этого неимоверное облегчение.
Опомнился Павлов уже не в своей комнате, а за стеной дома, облизывая отсыревшую цементную поверхность и цепляясь пальцами за выступы. Взбираться на крышу было довольно нелёгким занятием, но оно заглушало боль. Ветер и дождь активно атаковали ползущего наверх парня. Несколько раз его отбрасывало в сторону, однако он не падал, будто повиснув в воздухе. Какие-то руки держали его за плечи и колени, возвращая на место и подталкивая к намеченной цели. В небе отчаянно засверкала молния, и Легонт прибавил скорость, прыгая уже по водосточной трубе.