ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах
Шрифт:
— Да.
— Ну, пока!
— Пока, Дункан.
Вечером работа Toy не давалась, и он расхаживал по гостиной, напевая и тихо посмеиваясь. Мистер Toy поинтересовался:
— Что это с тобой? Девчонка стрельнула в тебя глазками?
— Моя живопись вызвала определенный интерес.
Наутро в школьной библиотеке Toy рассказал о Джун Макалпину. Тот не сразу оторвался от глянцевого журнала:
— Чем от нее несет — пекарней, пивоварней или борделем?
Потрясенный Toy, почувствовав себя ничтожным, проклинал себя за то, что
— Пойми, все женщины чем-нибудь да пахнут. Поклонники дезодорантов зажимают носы, но это все чушь собачья. Если девушка чистоплотна, то запах у нее очень привлекателен. Джуди благоухает.
— Я рад.
— Что тебе нужно, Дункан, так это добрую, опытную женщину постарше, а не глупую малышку.
— Но я не выношу снисходительности.
— Допустим, она будет обращаться с тобой по-умному. В борделях на континенте уйма сообразительных особ. Бордели в Шотландии своего наименования не заслуживают. Чертовски бедная страна.
— Сегодня у тебя что-то одни бордели на уме.
— Да… Как ты считаешь, что с тобой будет по окончании художественной школы?
— Не знаю. Но учить детей я не смогу и в Лондон не поеду.
— У меня тоже нет желания преподавать, — проговорил Макалпин, — но, вероятно, придется. Мне бы хотелось попутешествовать, насладиться свободой, прежде чем осесть, навестить Париж, Вену, Флоренцию. В Италии множество тихих городков, где есть церкви с фресками не столь знаменитых мастеров, а домашнее вино там подают прямо на площадях под навесом. Хотелось бы там побродить с девушкой — не обязательно будущей невестой. Представь! После заката воздух там такой теплый, как здесь в чудный летний полдень… Но я не могу надолго оставить матушку. Во всяком случае, тогда придется жениться на Джуди, а это — в рассуждении свободы — все равно что угодить из огня да в полымя. А я между тем старею.
— Вздор.
— Ход времени тебя не волнует?
— Нет. Меня волнуют только ощущения, а время неощутимо.
— А я его ощущаю.
Помолчав, Макалпин недоуменным тоном добавил:
— Подозреваю, что, если бы я поселился в трущобе с проституткой и ходил исключительно в леопардовой шкуре, мать и Джуди четыре раза в неделю притаскивали бы мне корзины с едой.
— Завидую тебе.
— Не завидуй.
Днем в лекционном зале тело Toy достигло нелегкого компромисса с деревянной скамьей, и он задремал. Позже до него донеслись слова лектора:
— …кем-то вроде головореза. Однажды, когда оба были молоды, он в драке сломал Микеланджело нос. Отрадно вспомнить, что умер он в безрадостных обстоятельствах, буйнопомешанным в испанской тюрьме, ха-ха. Впрочем, на сегодня достаточно.
Свет погас, и слушатели столпились у выхода. Впереди себя Toy заметил Макалпина и Джуди: взявшись за руки, они перебежали через улицу к дополнительным корпусам, и он медленно побрел следом. В столовой их не оказалось. Toy сел за столик рядом с Драммондом и Макбетом.
— Не понимаю, почему меня позвали, — говорил Драммонд. — Кеннета я почти не знаю.
— А когда это будет? — спросил
— Завтра вечером. Сначала пойдем к нему — поужинать и выпить, а потом на костюмированную вечеринку в отель.
— Сколько ему? — полюбопытствовал Макбет.
— Двадцать один.
Toy почувствовал себя так, будто его изнутри ошпарили кипятком. Он немного посидел, отделываясь короткими репликами, потом сходил к стойке за едой. Оставшись наедине с Макбетом, Toy догадался по его позе, насколько тот расстроен тем, что его не пригласили на вечеринку.
— Ты, Дункан, сегодня не очень-то разговорчив, — заметил Макбет.
— Прости, задумался.
— Ты, конечно, приглашен завтра на вечеринку к Кеннету?
— Нет.
Макбет ободрился.
— Нет? Странно. Вы с Кеннетом не разлей вода. Я думал, вы друзья.
— Я тоже так думал.
Вечером Toy долго блуждал по улицам и явился домой уже после полуночи.
— Это ты, Дункан? — окликнул его отец с кушетки в гостиной.
— Вроде бы да.
— Что-то неладно?
— Никак не пойму, в чем дело, — объяснял Toy. — Я к подобному не привык. Знакомый становится другом постепенно, делается все ближе. Обратный процесс — это ужасно.
— Что это за стук?
— Перебираю безделушки на столике у входа. Господи, как я с ним завтра встречусь? Что скажу?
— Много говорить не надо, Дункан. Поздравь спокойно и вежливо.
— Хорошая мысль, папа. Спокойной ночи.
— Иди сразу спать, не тяни. И никакой писанины.
Toy лег в постель, задохнулся, принял две пилюли эфедрина, проспал около часа и проснулся возбужденным. Он раскрыл блокнот и записал:
Будущее требует нашего участия. Добровольное участие — это свобода, принудительное — это рабство.
Вычеркнул эти строки и написал новые:
Вселенная принуждает к сотрудничеству. Сознательное сотрудничество — это свобода, бессознательное — это…
Мы всегда оказываем содействие природе. Содействовать охотно — это свобода, сопротивляясь — это…
Богу нужна наша помощь. Оказывать ее радостно — это свобода, возмущенно — это…
Нам нужна помощь Бога. Знать это — свобода, не замечать — это…
Toy хмыкнул и швырнул блокнот к потолку, откуда он срикошетил на верхушку платяного шкафа, вызвав обвал книг и газет. Toy лежал, радуясь переменам в жизни, потом, после мастурбации, заснул. По пробуждении радости он уже не испытывал.
В тот день Макалпин на занятиях отсутствовал. В перерыве для чаепития Джуди, Молли Тирни и Рашфорд обсуждали свои маскарадные костюмы. Toy не мог решить, как себя вести. Криво ухмыляясь, он рисовал на поверхности стола.
— Ты должен посмотреть на мой костюм! — весело крикнула Молли. — Жуть. Сплошь розовый, под двадцатые годы девятнадцатого века, мундштук длиной в три фута. Стой, дайка мне сюда карандаш.