Ландскнехт. Часть вторая (CИ)
Шрифт:
Однако, имя капитана производит эффект брошенной гранаты — все как-то моментально разбегаются с глаз, оставив передо мной одного ефрейтора, и он тоже явно не в своей тарелке. Чего они, на самом деле тут квасили? И боятся, что я их сдам? Уроды, нужны вы мне очень. Но все оказывается проще.
— Ты… Это… Ты скажи — нам же ничего не говорили. Мы это… мы так, только посмотрели… который твой рундук? — начинает суетиться ефрей.
Тут и до меня доходит. Дело в том, что у барона — очень строго насчет крысятничества. Тут даже с павшего — положено сдать командиру, а он распределит. А уж если у живого чего присвоить… говорят,
Нагло прохожу мимо ефрейтора, сгоняю хлопающего глазами солдатика со своего рундука. Слышу облегченный вздох за спиной, причину понимаю сразу — узелок на петельках цел, не потрошили еще, не успели. И тут же радостный голос ефрейтора подтверждает мои догадки
— Мы твой не трогали!
— Проверим — бурчу я чисто из вредности, хотя знаю, что не врет.
Сунулся в рундук, пошарился… А чего у меня там есть такого? Одежды взять гражданской? Не стоит. И в крепости не поощрялось, а уж штрафнику… Каска попалась на глаза, достал, в руке кручу — словно от холодного металла воспоминания последних дней опять крутиться перед глазами стали… Сколько времени прошло с тех пор как я отсюда ушел? Трое суток? Четверо? Кажется, неделя, если не больше, а на самом деле…
— Это… солдат. Шлем — нельзя брать. Он. Это. Он на батарее записан, имущество — неуверенно мямлит ефрейтор — Нам за него спросят. Он же казенный.
Ишь ты. Да и ладно. На что он мне? Спору нет, хороший шлем, но — и таскать при себе негде, и не положено… наверное, и перед товарищами некрасиво — доля у нас одна, но я вроде как чуть лучше прикрыт. Да и то сказать — если все без каски, а я один такой красивый — кому первая пуля будет? Правильно. И не из каких-то тактических соображений — а просто потому что несознательно стрелки выбор будут делать — по самому выделяющемуся. Нет уж, нафиг это счастье.
— Что, так над душой стоять и будешь, воин? — бросив каску обратно, через плечо спрашиваю ефрейтора — Не дрожи, я порядок знаю — казенного не возьму.
Тот обиженно сопит, но отходит. Ладно, чорт с вами со всеми. Прибираю сверток с рыльно — мыльными, маленькие мешочки с чаем, сухофруктами и специями, кисет с 'наличностью' — немного, но почему не взять. Чуть бумаги, карандаш. А больше-то ничего такого и нету у меня. Ах, чорт… Взгляд натыкается на сверток — ну, да. Я и забыл. Даванул я косяка на ефрейтора — стоит, делает вид, что не смотрит, ну и не сказать, чтоб смотрел, присматривает. Ну и прямо на дне рундука размотал, глянул. Ага — револьвер тот. И пачка патронов, двадцать штук. А вот вроде как — никто ничего не говорил за такое, чтоб нельзя иметь, хотя и штрафнику. А капитан как сказал? Свое забирать? Так оно мое и есть. Вот и заберу.
Свернул обратно в тряпицу да на дно вещевой и сунул, поверх приправы, да пару портянок — тоже не казенные, сам купил.
— Так, товарищи — говори громко — Все я свое взял, сейчас с кухни мой сухзапас возьму, он хоть и казенный, да мне уже был выдан.
— Ты… Это. — насуплено говорит ефрейтор — ты хоть что ли мне на бумаге напиши. Умеешь ли? А то мало ли потом что.
— Давай, говорю я ему уже с кухни, выгребая свой пакет с сухим запасом — галеты, сахар, вяленое мясо, соль с перцем, крупы чуть. Чего пропадать ему? Пока ефрейтор там мнется —
— Силен! Выдохнул восхищенно ефрейтор — Ишь ты! Командиром никак был?
— Нет. Но грамотный. Установщик трубок — огрызаюсь, соображая, что малость прокололся. И сразу, чтобы заодно и отвести в сторону опасный разговор — Слышь, братцы… Я, конечно, понимаю, что служба, она такая… Но… Короче. Заначку тут кое-кто припрятал. Ему она уже не надо. А вам — вкусно и приятно. Сечете?
— Хм — потер подбородок ефрейтор, да и остальные зашевелились, закряхтели — ребята-то не зеленые, жизнь давно поняли, похоже — А что там?
А вина бутыль — улыбаюсь я — Не то чтобы большая, но… лучше, чем ничего! Сдать вам нычку?
— А точно не?…
— Точно. В самом начале, сразу, наповал. Ну?
— А тебе с нас чего?
— Ну, мне немного, сущие мелочи. Вы ж и так ее потом найдете. Только… потом же тут может и еще кто быть… потому — одно дело сейчас — а совсем другое потом. Ну, гвардия, по рукам?
— Ну… Это… А надо-то тебе чего все же, рядовой номер семнадцать?
Да сущие пустяки, ефрейтор. Ну вот прихвачу я еще пару сухзапасов — идет? Вам-то они все одно не считаны? Это же не каска?
— Ну… идет…
— Вот. Потом — ложку складную казенную — дай я сопру. А? Ну только не говори, что как каска на учете. Тут все же бой был. Спиши ложку, ефрейтор. Мне ж жрать почитай нечем.
— Ладно — благодушно машет грабкой ефрейтор, и на столе появляется два пакета сухпая и складная ложка — ножик — очень удобная и хорошая — Все? Где 'граната'?
— Погодь… еще вот что… одолжите мне патронов. Десяток. А то нам что-то выдать их забыли. А я без патронов воевать не привык.
Повисла тишина. Потом один из солдат, постарше прочих, говорит:
— Ты, номер семнадцать, это. Не дури.
— Чего не дури, дядя? — насмешливо говорю ему я — Я уже отдурил. Только мне жить-то тоже охота. А у меня только этот дрын. А с ним, сам понимаешь, каково оно, без патронов-то.
Киваю ему на стоящую у стены длиннющую пехотную винтовку. Эта ж дрянь длиной, наверное, с мосинскую пехотную, и штык длиннее, чем я раньше видел. Даже у этих ребят, даром что пехота — и штыки покороче и винтовки тоже.
— Слышь, паря — ты это. Нам, если узнает кто, что мы патроны раздаем… В общем — не положено! — отрубает ефрейтор.
— Хрен с вами — бурчу я, запихивая сухпаи в гранатную сумку — не очень лезут, но ничего, сойдет — Нет, так нет. Вон там, в подпечье, за зольным ящиком пошарь… Есть? Ну, вот, радуйтесь, воины. Только… не пожалейте чарки, помяните покоем павшего Эрри — его это бутыль.
Развернулся, да и пошел, подхватив винтарь, в тишине к выходу. За дверь уже взялся — в спину мне тот, старший солдат сказал:
— Братец, ты… это. По верху пройдись, по батарее. Нам вроде как ничего не говорили, чтоб нельзя там ходить… так ведь, командир?