Лангбэрроу
Шрифт:
Но он не мог забыть то, что видел. Он подтянулся к постаменту Станка и вытер пыльный стеклянный гроб, который лежал на вершине. Фигура, лежащая внутри, выглядела спокойной и безмятежной. Букет свежих цветов лежал на древней груди Квинца. Цветов, всё ещё свежих спустя шесть с половиной веков. Не было никаких признаков колотой раны на его груди.
— Это — ложь, — сказал Аркхью голосам. — Мы все жили в ужасной лжи.
— Мы знаем, — ответили они.
— Убийца… убийца, — громко повторил он.
Ужасное преступление, за которое он должен ответить. Это имя нельзя произносить. Оно запрещено в Доме. Сквозь бормотание
— Я так думаю, — пробормотала себе Инносет. — Как я могла забыть дату? Вот дура.
Она сидела на своей кровати, переворачивая страницы альманаха. Это была одна из нескольких естественных книг в Доме — журнал, который она вела каждый день до наступления темноты. Так же, как она ежедневно заплетала волосы и работала, чтобы закончить изложение классических текстов Старого Времени — все по памяти. Единственный истинный выпуск в Доме хранился в ядре информации, и не было никакой возможности прочитать его.
Она вздохнула. Её рукописный подлинник ужасно ухудшился в последнюю сотню лет или около того. Были места, где стояли лишь непонятные каракули. В других импровизированные чернила, сделанные из сока сапрофитов или даже, в момент отчаяния, из её собственной крови, исчезли. Сухая бумага выпила их полностью.
Всё же она надеялась, что сможет завершить. Сначала предзнаменование, и теперь это открытие. Это не имело смысла, конечно. Конец? Она даже не была уверена, что это означало. Больше не будет темноты? Не будет усталости? Починки дыр их рваной одежды? Полная чушь.
Она перевернула страницы альманаха, чтобы проверить ошибки.
Когда домоправительница Саттралоп стала более придирчивой и менее доступной, чем когда-либо, Инносет принялась самостоятельно поддерживать порядок в Доме. Она пыталась сохранять моральные устои, даже если польза от этого была только кузену Оуису. Но, несмотря на её усилия, Оуис легко отступал под влиянием кузена Глоспина. Что она могла предпринять в сложившейся ситуации? Как научить Оуиса? Несчастное существо никогда не покидало Дом.
Глоспин был почти в три раза старше Оуиса, но эти двое вели себя как студенты-новички. Это было не тем образованием, о котором мечтала Инносет. Она предвидела, что когда-нибудь ей придётся сражаться с Глоспином за душу Оуиса.
Так она проводила своё время. Это была её ноша. Рутина, которая спасала от безумия. Задача, которую ни один другой кузен и не мечтал осуществить. Она не была готова поручиться за здравомыслие любого из них. У неё также были свои тайны, но в то время, как другие нашли собственные способы выжить или, в конечном счете, уйти, она делала то, что могла, чтобы облегчить их жизнь.
Она проверила вычисления три раза с тем же самым результатом. Полная предчувствия, она закрыла книгу и поспешила вернуться в комнату.
Джобиска снова дремала, рядом стояла тарелка с нетронутой кашей. Инносет принялась надевать плащ и шляпу. Старая дама тут же проснулась.
— Отведите меня домой, дорогая, — принялась умолять она. — Я хочу пойти домой.
— Мне нужно выйти, —
— Вы знаете, какой день сегодня? Это — сочельник Дня Другого. Сегодня шестьсот семьдесят три года с тех пор, как всё это началось.
— Мне три тысячи четыреста шестьдесят два, — сказала Джобиска. — Шестая инкарнация. Я хочу пойти домой.
— Хорошо. Сперва съешьте кашу, — устало ответила Инносет. Она подошла, чтобы посмотреть на содержимое второй тарелки. Та была пуста.
— Он вернулся, — сказала Джобиска. Инносет внезапно занервничала.
— Кто вернулся?
— Оуис вернулся, пока ты отсутствовала. Он думал, что я сплю, и съел всю кашу. Инносет начала скреплять пряжкой свою шляпу.
— Не оставляй меня здесь, — с надеждой сказала Джобиска.
— Оставайтесь. Я скоро вернусь. — Инносет подошла, чтобы открыть дверь.
Не считая обычной спящей мебели, коридор был пуст. Лампы еле мерцали, затерянные в молчаливых снах Дома. Инносет запахнула плащ и отправилась по темным коридорам длинного Лангбэрроу в ночную мглу.
ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА
Детские стишки галлифрейцев выглядят мрачной вещью, в которой оплакивается утрата детей. Всё сводится к вине. Дети были так давно, что стали сюжетом сказок и легенд.
Драджи, кажется, забыли своё место в иерархии. Они, как предполагается, служат семье, но так как Дом взял вещи в свои собственные «руки», они ведут себя скорее как тюремные надзиратели. Дом решил, что знает всё лучше всех, как ведущие банки, которые забывают, что они — слуги общества.
После шести лет работы в столовой в 1970-х, можно было подумать, что я забыл о кухнях, но мне они по-прежнему нравятся. Они — сердце любого дома. Замечательные и странные вещи происходят на кухнях. Повара следят за юными поварами. Кухонные сотрудники в постоянной войне с официантами. Официанты живут за счет кражи устриц и копчёного лосося. И я не могу сказать Вам, что однажды видел в продовольственном магазине на набережной Саутси. «Fawlty Towers»[31] показывают их лишь поверхностно, поверьте мне.
Вещи, которые люди хранят в кладовых, столь же захватывающи, как их книжные полки. Кладовая Лангбэрроу непохожа на другие, как бы Вы могли сперва подумать.
Мне нравится, что Доктор уклоняется от ответа, знает ли, где он. Это вносит напряжение в его дружбу с Крисом, который достаточно честен. Но они давно знают друг друга, пройдя все те мучительные ситуации, которые укрепляют отношения. Я люблю, когда Барбара называет Первого Доктора глупым стариком; когда Второй Доктор сознательно спорит с Джейми о спасении Виктории от далеков; или когда Нисса не говорит Пятому Доктору, что они обсуждали с Адриком на Кастровальве. Можно написать целую книгу о паранойе Тиган, и у Седьмого Доктора есть небольшие разногласия с Эйс в «Ghost Light» и «The Curse of Fenric». Крис Кведж — действительно хороший парень, но его доверие Доктору входит в разногласия с его судейским образованием, что означает, что он способен подозревать любого, даже Доктора.